Фиби таращится на меня широко раскрытыми глазами, а потом – ого! – совсем незаметно оттягивает ниже декольте платья. Не то чтобы меня это смутило. Люблю, когда женщины выставляют свои достоинства в выгодном свете. Они имеют на это право.
– Фиби, да? Я могу звать тебя принцессой, если хочешь.
– Оскар! – шипит Джорджия.
Но Фиби только отмахивается, и даже этот жест элегантнее, чем моя осанка в жёстком смокинге от Ива Сен-Лорана. Она улыбается, но она меня не знает. Не знает, что я мастер по части чтения людей. Гладкая кожа над её скулами покрывается румянцем. Она нервно гладит шифон своего коктейльного платья. Рассматривая меня, Фиби сглатывает, и в её глазах мелькает то, что я чаще всего замечаю, когда разговариваю с женщинами, – желание.
Фиби понятия не имеет, что одна дурная история разбила моё сердце, после чего его пришлось собирать буквально по кусочкам. Как хорошо, что ты ничего не знаешь об этом, принцесса. Эта история запачкала бы тебя, а всем известно, что принцессы должны избегать грязи.
Впрочем, Фиби хочет меня, ей-богу, чертовски хочет.
– Он просто валяет дурака, миссис Аддингтон. – Не отрывая от меня взгляда, Фиби перекидывает прядь белокурых волос через плечо и делает движение, которое мне не удается считать. Этакое сочетание наклонённой головы, улыбки и намёка на лёгкий кивок. Возможно, это просто фишка богатых цыпочек, понятия не имею. – Мне кажется, мы ещё не имели удовольствия?
– К сожалению, нет. Иначе я бы запомнил.
– Оскар! – возмущается Джорджия, изо всех сил удерживая свою челюсть от падения.
Фиби же, наоборот, тихонько смеётся.
– Не понимаю, о чём ты.
– Разве принцессы врут? – И пусть мой вопрос звучит холодно и отстранённо, я бы даже сказал, сухо, но Фиби всё равно хихикает.
– Боже милостивый! – бормочет Джорджия и на мгновение прикрывает глаза, прежде чем перевести извиняющийся взгляд на нашу little princess. – Прошу прощения, Фиби. Ему довольно сложно освоиться. Оскар… мы усыновили его.
Говори как есть, Джорджия. Назови вещи своими именами. Произнеси то, что хотела произнести: Оскар был бродяжкой.
– О, так ты тот самый Оскар! Фигурист, который стал звездой тик-тока. – Она едва не задыхается. – Родители рассказывали, что ты живёшь теперь у Аддингтонов и получаешь кучу рекламных предложений благодаря своей популярности. Меня это очень радует! Прежде всего… учитывая твоё происхождение. – Фиби смотрит с таким выражением лица, которое легко описать одним-единственным определением: богатая цыпочка.
Она улыбается во весь рот, словно желая продемонстрировать, как всё это чудесно: усыновление, я и все эти розовые пузырьки вокруг нас, которых вообще-то нет, но они будто бы возникают благодаря её восторженному взгляду. Только вот мысли за этой улыбкой кроются совсем другие. Не сомневаюсь, что кто-то другой и повёлся бы на её притворную улыбку, но, простите, у меня за плечами одиннадцать дерьмовых лет в Бронксе. Я знаю, как устроены люди. Я в курсе, что они думают, когда смеются тебе в лицо. Я умею читать окружающих, словно они – открытый букварь с большими буквами.
Фиби улыбается, но глаза говорят нечто иное. Она внимательно меня изучает, больше не восхищённо, а скорее оценивающе задерживая взгляд на шраме на моём лице. Очень быстро, едва заметно осматривает мой костюм. Явно считает, что я его не заслужил. Считает, что я не принадлежу к их кругу. В глазах восхищение, но в сердце предубеждение. Очевидно, я вызываю у неё желание. Об этом свидетельствуют и румянец в области декольте, и закушенная нижняя губа, и ставший призывным взгляд. Да, Фиби хочет меня. Но не потому что видит во мне партнёра, а потому что я тот запретный плод, который ей не разрешается вкусить. Её мысли такие громкие, что я их слышу.
«На его лице шрам. На обнажившейся из-под рукава смокинга коже – чёрная татуировка. И, чёрт, у него мускулы, как будто он каждый день проводил в уличных драках! Интересно, по какой причине его усыновили? Может, от него отказались родители? Наверняка, с ним было сложно, потому что он всё время создавал проблемы. Проблемы… плохой парень».
Последнее слово – это оглушительный сигнал тревоги, знак «стоп», на который указывает каждая мать. И в то же время это большое ведёрко жирного попкорна во время диеты.
– Да, тот самый, – киваю. – Но не питай надежд. Я, может, и усыновлённый, но наши миры отличаются друг от друга больше, чем ты можешь себе представить, принцесса.
Прозвучало жестковато, но честно. Я бы не стал пользоваться девушкой. И прежде всего её чувствами.
Я знаком с Джорджией всего несколько месяцев. В прошлом году Аддингтоны стали свидетелями того, как на катке озера в Центральном парке катался я, знаменитый Оскар, чьи рилсы завирусились в сети. Довольно быстро вчерашний бродяга стал уважаемым инфлюэнсером, у которого нет отбоя от рекламных предложений. Бабло, фотомодели… только вот семьи нет. Она в комплект не входит.