- Он самый. Надо потолковать.
- Надо. Пойдем с нами.
13
После выхода постановления об экспроприации всей частной собственности, за исключением мелких предприятий, почти все буржуи, собрав все свои сбережения мыслимыми и не мыслимыми путями перебрались за границу. Со свирепой злобой, со скрежетом в зубах оставив своё «честно» заработанное имущество, они покидали страну Советов. Более мелкие капиталисты искренне недоумевали от принятого решения власти Советов о национализации их предприятий, организаций и различных компаний. Множество было случаев, когда хозяин того или иного предприятия приходил в органы советской власти и просил разъяснить ему на каких основаниях у него забирают его честно заработанный, например, хлебозавод. Чуть ли не со слезами на глазах, он просил не забирать его кровное. Его то, что он с потом и кровью зарабатывал, конечно он не уточнял, что это пот и кровь тех рабочих, которые работали на него и которых он нещадно эксплуатировал. Но, то, что этот сравнительно небольшой завод достался ему очень тяжелой ценой он расписывал в красках. И то, что он даже не успел с него поживиться и получить предполагаемую прибыль, так как завод под его началом функционирует чуть больше двух лет. Когда ему объясняли, для чего это делается, что его предприятие теперь будет общенародное и будет служить и кормить теперь весь народ, а не только его лично, и что он может остаться хозяином этого завода, но только в качестве руководителя или директора, которого наняло на работу советское правительство. Вот тогда у него и многих ему подобных личностей умоляющее и просящее выражение лица менялось на гневное сущее дьявольскую физиономию, лицо корёжило от ненависти. В ярости, сжав кулаки и зубы, такие люди уходили в банды, в предатели своего народа или на тот свет от бессилия и невозможности выдержать страшного разорения.
Но, была и другая порода людей, тех, кто действительно понимал и принимал тяжелейшее положение вещей. Таких было не много, но те, кто был достойны уважения, они отдавали все свои накопления, всё своё состояние и шли с оружием в руках защищать советскую власть.
- Ненавижу я их братию, всем своим нутром чувствую, как он нас всех презирает, за то, что мы работяги - низший класс.
- Уймись и встань в строй. Сил нет идти, а у тебя хватает ещё на всякие бредовые разговоры, - осадил сержант Гурьев бойца Морозко.
Отряд Ветрова по прозвищу Трезвый после упорных боёв под Минусинском отходил за линию фронта на передислокацию. Сержант Гурьев пятидесяти четырёх лет от роду, серьёзный и опытный боец в военном деле, но на политическом поприще у него были большие пробелы. Рядовой Морозко сорок лет жизненного опыта, также не блистал политическими знаниями, но тем не менее испытывал злобу к людям относящихся к классу эксплуататоров.
- Почему глупость товарищ сержант? Я говорю, так как есть на самом деле.
- Почему глупость? – усмехнувшись спросил сержант и кивая головой на рядового по имени Владлен, сказал, - почему это глупость пусть тебе Владлен объяснит, он в этом вопросе больше соображает. Ленин, объясни Морозко что к чему.
Всё это время боец, к которому так был не равнодушен Морозко, шёл молча, прекрасно слыша весь разговор солдат. Подобные высказывания в свой адрес, он слышал уже не раз и со временем перестал сопротивляться и как-то оправдываться, но обида всё же гложила его душу.
- А ч-что тут об-бъяснять, фа-а-кт на л-лицо. Я ув-важаю Мель-льникова за т-то, что он в н-н-наших рядах, рядом с нами, а н-н-не с упырями, - очень сильно заикаясь высказал своё мнение Владлен, - хороший и преданный боец советской власти.
- Владлен, ты ещё молодой жизни не знаешь, поживи с моё, потом рассуждай как взрослый, - с упрёком отмахнулся Морозко.
- Он молодой, а понимает больше твоего, а у тебя мозгов, как говна у комара, - серъёзно сказал сержант.
- И чего это умного сказал Владлен, товарищ сержант? Ведь только теперь он рядовой Мельников, а так он всю свою жизнь был далеко не рядовым и гнобил нас с вами, наших родителей, братьев и сестёр. И это я всё должен ему простить? Если честно, я бы его расстрелял. Забрал бы у него буржуйски награбленное у трудового народа всё то, что он отдал, кстати, от безысходности, потом судил бы, а потом милости прошу к стенке.
- Ну-у-у-у, договорился Морозко, тебе лечиться надо. Ты что от меня хочешь – гад? Ни ты, ни твои родственники на моём заводе не работали, - довольно спокойно, но серьёзно вклинился в разговор бывший предприниматель Мельников.