- Вот видишь, у вас в коммунизме тоже интернационал, ни к чему хорошему это не приведёт. Каждый должен жить на своей земле, на своей Родине, - заключил Кузьма.
- Нет, нет. – перешёл на крик Костёр, - вы не правы и время это докажет.
- Докажет, докажет. Давайте от болтовни перейдём к делу. Поговорим о предстоящей совместной операции, - завершил спор Старый.
59
Одиночная камера без окон. В камере из обстановки только дырка, чтоб справлять нужду. В течении всего дня в камеру периодически заливают ведро воды, от этого в камере стоял ужасный запах. Невозможно было нормально лежать, сидеть, даже ходить – кругом вода. Кормили два раза в сутки кружка воды и кусок хлеба. Два-три раза за день заходило в камеру два молодчика и без всяких разговоров начнали бить. Били до тех пор пока я уже на ногах не мог стоять. Бывали случаи, когда они ночью заваливались и начинали бить, я даже не успевал вставать, поэтому они меня просто запинывали. Я поражался своему организму, у меня были отбиты почки, всё тело было синее, кисть на правой руке сломана, нос сломан, голова представляла собой сплошную гематому. Но я жил. Я продолжал жить. Счёт времени я потерял после первой недели нахождения здесь. Где я находился, мне так и не сказали, со мной вообще мало кто говорил, особенно после того, как на допросах я отказывался с ними сотрудничать. Два раза они пытались установить со мной контакт, но когда поняли что это бесполезно, перестали меня водить на допросы. Изредка я слышал крики людей, но поговорить с соседями по камере не удавалось, ничего не было слышно. Я пытался больше двигаться, потому что холодно было ужасно, через боль я наматывал круги по камере. Спал на голом сыром бетоне, иногда это было невозможно, так как весь пол был залит водой. Освещения практически не было, только сквозь шесть специальных дырочек пробивался свет из коридора в камеру. В общем, условия для жизни они умели создавать. Я много слышал о подобных злачных местах, но даже представить себе не мог, что будет на столько всё грустно, печально и невыносимо жутко. Я отключался полностью, эмоции, чувства, память, пытался как можно меньше думать, я принимал всё как должное, значит так надо. Сейчас будут бить, всё нормально и потом ещё будут бить и это тоже нормально, а дальше ещё будет хуже, - говорил я себе, - и это тоже так надо.
- Вставай мешок, на выход, - стоя в дверном проёме говорил надзиратель.
Я всеми силами не допускал в свою голову мысль, что это конец, что всё закончилось. От яркого света, от напористых мыслей, от боли я хотел плакать, но не мог, я только стонал.
- Вставай, вставай козел, а то я тебя пинками поднимать буду, - зашипело большое толстое лицо надзирателя.
Еле как, сквозь жуткую боль в позвоночнике я смог встать и пойти на выход. Приближаясь к здоровенному мучителю я сжался в ожидании толчка или пинка, удар в голову не заставил себя ждать, от которого я уткнулся в стену. Меня привели в другую камеру, туда, где проходили допросы. За столом сидел военный, - военная разведка, - мелькнуло у меня в голове. Он курил сигареты, вежливо предложил мне.
- Возьми, тебе легче станет, они немного приглушат боль, - заботливо говорил капитан.
- Я не курю, - еле произнёс я.
- Тогда может водки?
- Нет.
- Впервые такое вижу, обычно и курят и пьют, - с неподдельным удивлением и с ухмылкой на лице произнёс капитан. – На стул-то хоть присядешь, или ты не сидишь на стульях, - капитан закатился со смеху от своей глупой шутки.
Я молча сел на стул, который стоял в трёх метрах от стола капитана. Пытается меня расслабить, давит на эмоции, сейчас горячий чай предложит с пряниками, которые у него на столе, чтобы совсем меня вывести из под самоконтроля. Разбалансировать меня хочет, так это называется у нас у разведчиков.
- А чай, с пряниками будешь?
- Буду.
- Вот это хорошо. Это очень хорошо. Мы с тобой подружимся. Эти изверги смотри, что с тобой сделали, но всё закончилось. Всё, скоро ты поедешь домой к маме, к друзьям. Дома ведь хорошо, ты же помнишь? Там мама любимая, родственники, друзья, товарищи, девушка твоя. Любишь свою девушку?
Я пил чай и не слушал, что говорит этот недочеловек. Я думал только о том, что попью чай и пойду обратно в камеру. Хочу в камеру, - говорил я про себя, - хочу в камеру спать, спать хочу на полу, там место есть сухое, вот туда сейчас приду, лягу и усну сладким сном. Я прокручивал в голове эти мысли, но только чтобы не слушать его. Я заглушал своими мыслями его слова.