- Мы так давно, мы так дано не отдыхали, - Немец начал новую песню.
- Нам было просто не до отдыха с тобой, - подхватили Татьяна Степановна, Сластёна, Платов, Лейся.
- Вот это другое дело, - полушёпотом сказал Князь и запел, - Мы пол Европы по-пластунски пропахали и завтра, завтра наконец последний бой.
- Помнишь Гога бабульку с ноготок? – смеясь начал рассказывать Костёр. – В общем, зашли мы ночью в деревню тогда ещё Упырь, Оазис, ныне покойнички, с нами были, в Балахтинском районе, не помню уже название, а там америкосы днём прошли. Мы в один дом сунулись, расспросить о том, о сём, а там бабулька маленькая, как старая дюймовочка, смешная. Мы её спрашиваем, мол, кто был, сколько, что видела вообще? А она нам – «ой сыночки, немец приходил проклятущий, всё побил, всё поломал, как в сорок первом. Говорят всё не по нашему - гр-гр-гр-гр. Вернулися ироды, чтоб им пусто было нехристям». Я значит бабульку-то дальше спрашиваю, видела она у них главного, как мол выглядел? А она говорит, - «знаю я ихнего главного, Гитлером зовут, вот только сыночки вы мои родные, чёрный он, вот те вам крест, сама по телевизору видела». Вот после этих слов мы там со смеху все попадали.
- Конечно, я эту бабушку помню. Прикольная такая, - засмеялся Гога.
- А про Наташку помните, как постоянно над ней прикалывались, Калашникова неси калашников? – вспомнил шутку про товарища Арт.
- Нет, сейчас это уже не смешно, - серьёзно ответил Бывалый.
- А как она погибла, Наташа? – спросил Космос.
- Её казнили, - ответил Флеш.
- И всё? А как? – интересовался Космос.
- Жестоко, - коротко отвечал Флеш.
- Она же была в партизанском отряде снайпером, - начал рассказывать Костёр, - работала одна, уходила далеко. В общем возвращается она к своим после очередного захода, а там разбитый лагерь, был бой, всех убили, кто живой остался ушёл. Она стала пробиваться к своим и потом поняла, что находиться в окружении. Когда патроны кончились, винтовку она скинула, потому как с ней её бы сразу расстреляли и вышла на америкосов. Те её сразу приняли за крестьянку, но что-то там кто-то засомневался и её повели на опознание к пленным, там-то её иуда Рамзес и заложил. Наташу сожгли живьём, а иуду вроде как в свои записали шестёркой, перевели к своим. А так бы его в лагере наши бы и пришили.
- Кошмар. Падла. Блин. – выскакивали слова у Космоса непроизвольно.
- Витя, Витенька, я больше не могу.
- Что ты, солнышко, что случилось? – Костёр обнял Настю.
- Я опять вспомнила Марину. Мою Мариночку. – Настя говорила захлёбываясь слезами. – Она была мне самой близкой, она была мне как сестрёнка.
Вокруг Насти встали Татстеп, Лейся и другие девочки, все жалели и гладили Сластёну. А ей от этого становилось только жалостливей и слёзливей.
- Девчёночки я сам справлюсь, - сказал Костёр, - дайте мы одни побудем.
- Витенька, я её очень сильно любила. Моя Мариночка, - и опять плачь навзрыд.
- Лапушка моя, я тебя понимаю. Но мы должны быть сильными, мы должны быть крепкими, чтобы отомстить за своих любимых друзей. Не плачь любимая. Нам нельзя допустить, чтобы эти сволочи остались безнаказанными.
- Мы с ней с самого детства вместе.
- Я знаю, знаю.
Немного посидев, Костёр поцеловал Настеньку, оставил её на стуле, сам встал и сказал:
- Товарищи прошу всех встать и минутой молчания помянуть наших погибших друзей и товарищей – Золотого.
- Горыныча, - скзал Канчаловский.
- Бтра, - сказал Князь.
- Упыря, - сказал Арт.
- Владлена, - сказал Шеф.
- Катка, - сказала Танчик.
- Кокетку, - сказала, сдерживая изо всех сил слёзы, Сластёна.
- Кнопку, - сказала Лейся.
- Калашникову, - сказал Космос.
Ещё долго ребята говорили имена погибших их товарищей. Отстояв минуту молчания, Костёр предложил:
- Ребята, давайте нашу. Мы придём к тебе победа, помня павших имена.
И все хором подхватили и запели: