Софья молча встала, пошла к двери. Взявшись за ручку, обернулась, посмотрела на купца. Мартемьянов поднялся, подошел и отпер дверь. Софья уже перешагивала порог, когда он взял ее за плечи своими горячими, тяжелыми руками (она чуть не присела под их весом), приблизился вплотную и, глядя в ее испуганное лицо темными, упорными глазами, сказал:
— Я ждать буду. Что ни решишь — так и будет.
— Прощайте, — прошептала едва стоящая на ногах Софья и бегом бросилась по коридору прочь.
На улице уже было темным-темно. Луна спряталась под набежавшими тучами, с Волги дул ветер. На углу стояло несколько извозчиков, и Софья, забравшись в ближнюю к ней пролетку, хрипло приказала:
— Трогай!
В низеньком доме в переулке горели все окна. Марфа, как часовой, расхаживала вдоль забора с ружьем на плече. Увидев подъезжавшего извозчика, она остановилась.
— Софья Николаевна! Как же это называется-то? — провозгласил на весь переулок ее зычный и обиженный голос. — Спектакля-то бог весть когда закончилась, Марья Аполлоновна возвратившись, а вас — третий час ни слуху ни духу!
— После, Марфа… После, — отрывисто сказала Софья, отстраняя ее и проходя в дом. Марфа, оторопев, смотрела ей вслед. А Софья, быстро пройдя темные сени, толкнула дверь, из-под которой выбивалась тонкая полоска света, вошла и спросила:
— Маша, зачем?
Мерцалова, сидящая у окна, повернулась к ней. Черные глаза блеснули привычным сухим блеском; она была совершенно спокойна и, увидев Софью, только спросила:
— Что ж ты не осталась с ним?
— Маша, зачем? — повторила Софья, подходя вплотную. — Зачем ты так сделала… со мной? Почему? В чем я перед тобой виновата? Мы ведь подругами были…
— Дура, да я же для тебя старалась, — почти ласково сказала Мерцалова. — Ведь этот купец совсем от любви ума лишился, он для тебя все, что угодно, сделает. Если по-умному себя поведешь, то и женится.
— Маша! Как не совестно! — Софья смотрела на Мерцалову в упор и никак не могла понять: серьезна та или издевается. — Ты ведь знала… Ты ведь все про меня знала, знала, что не хочу я такого… Да я… Я другого, совсем другого человека люблю!!!
— Да он-то тебя любит ли, человек твой? — насмешливо сузив глаза, спросила Мерцалова. — Вот не хотела я тебе говорить, думала поберечь, а, видать, придется.
— Что — не хотела говорить? — внезапно севшим голосом спросила Софья. По спине пробежал холодок; невольно вспомнились слова Мартемьянова о том, что Владимир никогда не вернется.
— Да ты сядь, а то мало ли что. — Мерцалова снова отвернулась к окну. Задумчиво сказала, глядя на улицу: — Как ветер-то развылся… завтра опять снегу насыплется, а ведь трава уже вылезать начала… Я ведь, милая, этого твоего Черменского, который тебе письмо в марте прислал, давно знаю. Еще в Костроме у Чаева с ним играла. Хороший актер был, ничего не скажу, Рауль прекрасный, Горацио… а нутро у него гнилое.
— Да как ты смеешь!.. — вскинулась Софья, но Мерцалова оборвала ее резким жестом. Глядя в упор, низким, тяжелым голосом сказала:
— Кто-кто, а я-то смею. Думаешь, кто мне вот эту радость устроил? — она привычным движением погладила живот, и Софья задохнулась. Чуть слышно сказала:
— Воля твоя, ты врешь. Я тебе не верю.
— Не верит она… — недобро усмехнулась Мерцалова. — Думаешь, это от Васьки, дурака моего, подарок? Да ты посчитай хотя бы! Я с Васькой сошлась уже здесь, в Ярославле, когда уж на третьем месяце была. Разумеется, что ему не говорила, — зачем?.. Помнишь, что он тут устроил, когда узнал? Глупая ты какая, девочка совсем… Марфа твоя — та сразу же догадалась. — Мерцалова встала, подошла к едва освещенной красной лампадкой иконе Богородицы в углу. Медленно перекрестилась:
— Вот тебе крест. Черменского ребенок. Осенью мы с ним в Калуге встретились, он как раз от своего купца избавился, а я за ангажементом ехала. Мы ведь с ним и до того как муж и жена жили, только вот исчез бесследно в один день, и — ни слова, ни письма. Я тоже сначала, как ты, ждала, мучилась, гадала — не случилось ли с ним чего… Уж забывать начала, вдруг раз! — в гостинице случайно встретились. Я так обрадовалась… Дура. Он утром сбежал, даже разбудить меня побоялся. Я поплакала, конечно, но потом уж решила, что сама виновата: знала, с кем связывалась. И через месяц только поняла, что в тяжести, да где концов-то искать… То письмо тебе от него… Я его прочла, не смогла удержаться. Как его фамилию на конверте увидела, сразу про все воспитание забыла. Отклеила на пару самоварном… Помнишь, еще соврала, что почтальон такое грязное принес?