Он пришел. Еще издали Катерина увидела его взъерошенную фигуру, оседлавшую забор, и невольно прибавила шагу. Приближаясь к забору, она постаралась изобразить равнодушие на лице, но Васька все равно заметил что-то и, прыгая с забора в сугроб, подозрительно спросил:
— С чего веселая такая? Соскучилась, что ль? Вчерась небось не пришла, я, как ворона примерзшая, два часа тута сидел, чуть не помер, а она…
— Дурак, — останавливаясь, сказала Катерина. — Хочешь, чтобы меня увидели? Надо осторожнее.
Он ухмыльнулся. Увязая валенками в глубоком снегу, подошел ближе, уже привычно притянул Катерину к себе, поцеловал — сначала один раз, потом, осмелев, другой. Она с досадой отстранила его.
— Подожди, боже мой… Мне поговорить с тобой надо, а времени мало. Стой. Слушай.
Выслушав, Васька перестал скалиться. Нахмурился, поскреб волосы под шапкой, зачем-то проследил взглядом за летящей вороной, пнул валенком невысокий сугроб. Медленно поднял на Катерину желтые глаза — разом похолодевшие и серьезные.
— Стало быть, большие деньги?
— Очень, — подтвердила Катерина, хотя сама не была уверена в сумме. — И будут у начальницы в кабинете только один день, самое большое — два.
— В кабинете, говоришь… — задумчиво повторил Васька. Глаза его заблестели совершенно разбойничьей искрой, и это неожиданно так понравилось Катерине, что она долго не могла отвести глаз от его физиономии. Но Васька напряженно размышлял и не заметил этого.
— В кабинете, стало быть… а как до этого кабинету добираться-то? С форсом через парадный вход?
— Через черный, — не заметив насмешки, поправила Катерина. — Через дворницкую — на лестницу, а там…
— А там — дворник.
— Дворник — твоя забота, — отрезала Катерина. — Напои, отрави, по голове стукни.
— Ого, лихая какая! — покрутил головой Васька. — Сама-то хоть раз такое проделывала?
Катерина молча посмотрела на него, и под этим взглядом Васька поежился.
— Ладныть, помозгую, что с вашим дворником сотворить… — проворчал он. — Старый он?
— Старый. И пьет много. Справишься без труда.
— Справиться-то справлюсь… — Васька еще хмурился. — А что, ежели не доберемся мы до этих денег? Где они лежать будут, знаешь? Ведь середь ночи кабинет громить — дело долгое, и шуму будет много. Надо чтобы наверняка, чтоб войти, взять, сховать — и ноги в руки, а так только погорим по-глупому, и боле ничего.
— Я узнаю, — твердым голосом пообещала Катерина, хотя ни малейшего соображения по поводу того, как попасть в кабинет начальницы приюта, у нее не было. Она была там лишь однажды, когда ее только привезли в приют и привели показать госпоже Танеевой. «Ничего. До Рождества еще полторы недели. Придумаю что-нибудь».
— За наводку-то что хочешь? — неожиданно повеселев, спросил Васька. Не отвечая на его улыбку, Катерина сказала:
— Половину. И уехать поможешь.
— Не много тебе половину? — закатился хохотом Васька. Катерина, не ответив, повернулась и пошла прочь. Васька догнал ее уже на аллее, схватил за плечи:
— Куда? Вот ведь зола печная! Чуть дохни — вспыхивает! Да будет, будет тебе половина! И я в придачу! Берешь али мало?
— А товар хорош? — хмыкнула Катерина. Васька потянул ее на себя, неловко обнял, запрокинув ей голову, и Катерина увидела серое зимнее небо. Снежинки летели ей в глаза, и она опустила ресницы. Пусть… Не плохо же. И не больно.
— Ну, хватит… Будет. — Чуть погодя она оттолкнула Ваську и вытерла рот. — Уймись и слушай меня…
— Да как же тут уняться-то… — пробормотал он, ероша ладонью волосы и забыв о шапке, упавшей в глубокий снег. — Ох ты ж какая… Сладкая…
— Угомонись! — рассердилась Катерина. — Слушай! Я, наверное, неделю сюда не приду, ты тоже не приходи. А потом — каждый день здесь сиди и жди! Если приду — все получится. И где деньги держат, я узнаю. А если нет — значит, все пустое. Понятно?
— Чего не понять…
— Так ступай. — Она нагнулась за Васькиной шапкой, отряхнула ее, подала хозяину. Тот скомкал ее в ладони, и от взгляда желтых глаз Катерине снова стало не по себе. Ей не хотелось, чтобы Васька заметил ее смятение. Губы еще ныли от непривычного поцелуя, и решить, понравилось ей это или нет, Катерина пока не могла.
— Ступай, — сухо повторила она и, не дожидаясь Васькиного исчезновения, сама быстрым шагом пошла по аллее. Васька стоял в сугробе и смотрел ей вслед. Затем усмехнулся, вернулся к забору и привычно вскарабкался на него.