Саша Абрамцев надавил на газ и вырулил на обочину, а я, выставив ствол автомата в окно, ловил в прицел красные повязки боевиков и жал на спуск. Позади грохотали «калашниковы», значит, ребята во втором «газике» и микроавтобусе тоже приняли бой. Невооруженные туземцы с воплями отхлынули от машин, но далеко не разбежались. Спереди в нас летели пули, с боков и сзади – камни и проклятия.
Мы могли бы прорваться, не будь с нами этого чертова микроавтобуса и его пассажиров. Колеса микроавтобуса забуксовали, едва он свернул с дороги на неровную глинистую обочину. У меня, как и остальных бойцов, даже мысли не мелькнуло, что можно оставить автобус, бросить Серегу, Тимура, трех женщин и еще двоих мужчин, и спасти свою шкуру. «ГАЗы» остановились, мы высыпали наружу и стали помогать пассажирам автобуса вылезти и укрыться за его корпусом. Женщины держались неплохо, во всяком случае без истерик и обмороков. Толстый профессор и переводчик тоже не паниковали. У американца даже в такую минуту с лица не сходила улыбка, а двигался он быстро и ловко, будто ему уже доводилось бывать под обстрелом.
Стрельба к этому времени чуть поутихла, потому что боевики, потеряв нескольких человек, попрятались за своими пикапами или в близлежащих зданиях, лишь время от времени высовываясь и посылая в нас короткие очереди. Мы старались беречь патроны, но вынуждены были отстреливаться, чтобы не позволить противнику перехватить инициативу.
Окинув взглядом нашу группу, сгрудившуюся под прикрытием микроавтобуса, я недосчитался одного из охранников дипмиссии. Он неподвижно лежал возле «ГАЗа». Минус двое. Нас оставалось тринадцать, но лишь восемь с оружием. И только пятеро настоящих бойцов.
– Вот вляпались-то, – прокомментировал кто-то, добавив еще фразу матом.
– Принимаю командование! – хрипло выдохнул Артем Прилепко.
Никто не стал возражать. Даже военные советники, формально старшие по званию.
– Вот что, оставаться тут нельзя! – констатировал очевидное новый командир, – К аэродрому не прорваться, даже на машинах. Нужно укрыться в каком-нибудь здании. Отступаем назад, в город.
– Назад через эту толпу? – спросил советник Еремеев, – Это самоубийство! Ты хоть понимаешь, что несешь?
– Самоубийство – стоять здесь и ждать, пока нас перестреляют. У нас выбора нет, понимаете? Все, выдвигаемся. Либо вы с нами, либо… как хотите!
– Только не бросайте нас! Мы на все согласны, только не бросайте! – выкрикнула румяная врачиха.
Я хотел было сказать рыжей пару ласковых слов насчет тупого бабьего любопытства, навлекшего беду на всех нас, но счел момент неподходящим. После скажу, если доживем. Еремеев тоже промолчал.
Выдвинулись по правилам. По углам «коробочки» встали автоматчики. Двое советников и последний кэгэбэшник, вооруженные пистолетами, по мере возможностей заполнили промежутки. В центре, разумеется, женщины и безоружные гражданские.
– Не стреляйте без крайней необходимости, – напомнил нам Прилепко, – Патронов мало.
Выйдя из-за укрытия, мы быстрым шагом двинулись к ближайшим строениям. Из толпы в нас летели камни, но мы старались не обращать на это внимания, даже когда одна из женщин вскрикнула от удара камнем по спине.
Боевики, видя, что мы отступаем, осмелели, и вокруг нас вновь засвистели пули. Большая часть из них поднимали фонтанчики пыли с земли или оставляли выщерблины на стенах зданий, до которых было уже рукой подать. Но одна царапнула мне плечо, а другая, спустя секунду, свалила на землю майора Болотникова. Еремеев и Демьянов бросились к раненому, помогли ему приподняться и затащили в узкий переулок, или, скорее, просвет между домами, где уже укрылись остальные.
Я наскоро осмотрел и ощупал свою царапину, убедившись, что она не опасна. Но Болотников получил дыру в спине, откуда хлестала кровь вперемешку с пузырьками воздуха из легких. Удивительно, что он еще не потерял сознание и мог говорить.
– Пистолет! – выкрикнул он, вцепившись в рукав своего старшего коллеги, – Дайте пистолет… и уходите. Задержу их… сколько смогу!
Еремеев, помедлив секунду, протянул майору свой пистолет и помог раненому сесть, привалившись спиной к стене. После этого мы отправились дальше. Спустя минуту или даже меньше позади раздались хлопки пистолетных выстрелов. Пять или шесть один за другим, и, с небольшой задержкой, последний. Никто не проронил ни слова, было слышно лишь тяжелое дыхание мужчин и как всхлипывали женщины.
Минус три.
Мы бежали по узкому и грязному лабиринту между строениями, стараясь держаться на задворках, подальше от крупных улиц. Здесь, на окраине города, дома представляли собой одно-двухэтажные халупы, дощатые стены которых пробивались автоматной пулей насквозь. Нужен был бетон или хотя бы кирпич. Жители этих халуп при виде нас или запирались внутри, или бросались наутек, чтобы через минуту присоединиться к преследователям.