У меня не возникало ни сомнения, ни надежды, что преследователи потеряют наш след. Да, они не видели нас и не могли прицельно стрелять, но все время знали, где мы находимся. Вокруг нашей группы то сжималось, то распускалось кольцо туземцев, обменивающихся резкими криками.
Наконец, мы наткнулись на более-менее прочное и большое каменное здание. Это был магазин, безлюдный и разграбленный, но мы не за покупками пришли. Фасад здания, конечно, выходил на улицу, и с той стороны разбитая витрина не обеспечивала никакой защиты, но внутри была кирпичная перегородка, отделяющая торговый зал от складских и служебных помещений – за ней мы и расположились. Одна дверь, через которую мы проникли в магазин, выходила на задний двор, заставленный мусорными контейнерами и пустыми деревянными ящиками. Эта прочная железная дверь запиралась изнутри на засов, но до поры до времени мы оставили ее открытой. Другая дверь, обычная, филенчатая, вела в торговый зал, где между опрокинутых полок пол был усеян остатками разбросанных и раздавленных товаров.
Тут женщины дали волю слезам. А я заметил, что нас стало еще на одного меньше – пропал патлатый переводчик. Когда и где его подстрелили я не мог вспомнить. Ну и черт с ним, он мне с самого начала не понравился. Да и какой он, к черту, переводчик? Впрочем, на агента ЦРУ или дипломата он походил еще меньше.
Минус четыре.
– Все целы? – спросил Прилепко.
Обошлось без серьезных ранений, не считая царапин, вроде как у меня, ссадин и ушибов. Женщины и профессор Лебедев в изнеможении опустились на скамью вдоль стены. Старик все никак не мог отдышаться после пробежки и держался за сердце. Демьянов занял позицию у выхода на задний двор, Абрамцев у двери, выходящей в зал. Оттуда, через разбитую витрину и дверной проем главного входа, виднелась и простреливалась небольшая парковка перед входом в магазин. К черному же входу можно было прокрасться лишь поодиночке или вереницей, как пробирались мы. Это место годилось для обороны.
– Что теперь? – спросил полковник Еремеев.
– А что теперь? Ждем…
Вы спросите – почему мы не вызвали помощь по рации? Была у нас рация в одной из машин, но закрепленная на приборной панели. Слишком громоздкая, чтобы таскать с собой. Последний сеанс связи состоялся после того, как мы взяли пассажиров и направились вон из города. Но как только «газики» оказались в руках бунтарей, связь с нашими войсками, удерживающими аэродром, была потеряна. Рано или поздно нас хватятся, может, даже начнут искать, но рассчитывать на скорый приход помощи не приходилось. К тому же, солнце уже клонилось к закату, а в темноте в город не сунется и взвод спецназа.
Через считанные минуты вокруг нашей крепости послышались голоса, замелькали черноволосые головы туземцев и красные повязки боевиков. После одной глупой попытки ворваться внутрь, в которой они потеряли троих или четверых, боевики отступили и больше под пули не совались. Торопиться им было некуда. А спустя час с нами соизволили вступить в переговоры…
Вы, должно быть, уже утомились слушать мою многословную болтовню со всеми подробностями и деталями той военной операции в Вальверде, и все гадаете – когда же начнется нечто загадочное или странное, из-за чего я был вынужден хранить молчание целых полвека. Потерпите, осталось немного. И будьте снисходительны к старому вояке, если я не вспомню, как сражались и погибали мои друзья, то никто не вспомнит.
– Орут что-то, кажись по-английски, – сообщил наблюдавший за улицей Сашка Абрамцев.
– Он все время орут, – заметил охранник из дипмиссии. Как его звали память не сохранила, да и не уверен я, что он представлялся, – Как на птичьем базаре.
– На этот раз явно чего-то хотят от нас. Гомон стих, а кто-то один орет. Кто у нас по-английски лучше шпрехает?
Подозреваю, что Еремеев отлично знал английский, но предпочел это скрыть. Не на местном же наречии он общался с туземцами в бытность военным советником. А если знал местный язык – тогда и английский ни к чему, мог и так с ними поговорить. Но полковник промолчал, кэгэбэшник тоже промолчал, а из оставшихся бойцов кое-какими знаниями мог похвастать только я.
В криках, доносящихся с той стороны улицы, мне и правда удалось разобрать некий намек на желание обсудить сложившуюся ситуацию. Выходить из-под защиты каменных стен ужасно не хотелось, особенно учитывая, как и чем кончилась предыдущая попытка договориться. Но я рассудил, что имеет смысл цепляться за любую соломинку, что даст хоть мизерный шанс на выживание нам и нашим подопечным. Кроме того, это была возможность оценить обстановку и силы противника, ну и просто передышка.