— Прапорщик Григорьев, к пулемету! — отдал приказ мне Аверин и понесся вперед. Я глянул мельком ему вслед и оторопел. Метрах в двухстах находилась санитарная повозка. Знакомый силуэт крутился возле. «Зоя!» — меня пронзило будто током. Да, это была она — Зоя. С перевязочной сумкой на боку она спешно что-то говорила двум санитарам.
— Григорьев, к пулемету! — громкий окрик Аверина вернул меня в реальность. Буквально вылетев из седла, я прыжками добежал до тачанки и в один момент сел за пулемет.
— Патроны! Ленту! — заорал я старику.
— Щас, ваш бродь. Я живо, — старик, озираясь испуганными глазами вставил ленту в пулемет. Я поймал в прицел нескольких красноармейцев, и дал очередь. С непривычки оказалось довольно коряво. Всего один из пятерых упал и то, был ранен. Он лежал, корчась от боли.
— Получайте, сволочи, — я не узнал свой голос. Вторая очередь была точнее. Я вошел, что говорится в раж. С каждым выстрелом получалось все лучше. Красные, спасая свои шкуры, снова залегли за холмом. Я подмигнул старику и потрепал его по плечу. Где-то сбоку пронеслась фигура Аверина. Сверкнула шашка и красноармеец упал бездыханный с рассеченной головой.
— А! Варнаки! — раздался совсем рядом дикий голос Харлампия. Его окружили четверо красных. Но, видимо, они не учли с кем имеют дело. В Харлампии сейчас жил не человек, но сущий дьявол. Он с неудержимой ненавистью опускал булатный клинок на головы врагов. Через минуту тела всех четверых лежали у ног коня урядника, истекая кровью.
— Стой, шкура красная! — взревел вновь Харлампий, завидев комиссара в кожанке. — Стой гад.
Комиссар не успел сделать и шага, его бренное тело, расчлененное надвое упало на снег.
— Тра-та-та, — пустил я вновь очередь по красным. Несколько пуль прямехонько попали в цель. Пока старик перезаряжал ленту я попытался найти взглядом Зою. Но тщетно.
Пальцы онемело сжали гашетку:
— Молитесь сволочи красные своему идолу!
Я не узнавал сам себя. Впрочем, в этот момент это было совершенно не важно. Мне незримо передалось состояние Харлампия и в каждую очередь, выпущенную по врагам, я вкладывал такую ненависть за всех невинно убиенных.
— Ленту! — крикнул я снова старику. В этот момент со стороны красных раздались несколько выстрелов. Где жахнул пушечный выстрел.
Глава 16
Пуля срикошетила об щиток пулемета и тяжелым шмелем пролетела над головой. Сзади шарахнул мощный разрыв снаряда и дико заржали чужие кони. Тачанка дернулась. Испуганные животные зафыркали, делая несколько шагов и остановились, повинуясь окрику второго номера.
— Не балуй! — прикрикнул грозно старый казак, утирая фуражкой вспотевшую голову. — Кажись, санитаров разбили! — тревожно добавил он, привставая, и всматриваясь в степь. — Лошадей поубивало, а сама бричка на боку лежит.
Я быстро обернулся назад, не выпуская ручки пулемета и только и увидел, бешеное вращающееся колесо, такой, ставшей за последнее время, знакомой брички. «Зоя!» — пронеслась отчаянная мысль в голове.
Цепь красногвардейцев, заходив было во фланг, залегла под прицельным огнем пулемета. И сколько матрос в полосатой тельняшке, черной бескозырке и с маузером в руке, не пытался поднять своих людей, бегая вдоль залёгшего взвода, ничего у него не получалось. Чужой хриплый голос холодил сердце.
Пора было менять новую ленту.
— Заряжай! — закричал я второму номеру. Казак кивнул, склоняясь над цинками с патронами. Потянул ленту, говоря скороговоркой:
— Кажись, жива сестричка. К нам с легко раненными и носилками бегут. Давай, ваше бродь! Не дай им головы поднять…
Казак не успел договорить. Несколько пуль глухими шлепками вошли в его тело и он, обмякая, уткнулся в зеленые цинки, словно хотел достать новую ленту, хотя я успел принять ее конец левой рукой, придержать ее большим пальцем, продернуть и двинуть вперед до отказа. Прапорщик-пулеметчик сидел во мне крепко: руки действовали механически, выполняя действия автоматически. Перевел взгляд на убитого помощника наводчика. На светлой гимнастерке казака быстро увеличивалось красное пятно. Посмотрел в прицел: на другом конце перекрестья бесновался матрос с маузером — он всё еще пытался поднять цепь в атаку.
Для стрельбы очередями, поднял предохранитель, нажал до отказа на спусковой рычаг и удерживал его, пока пулемет не выпустил короткую очередь в десять-пятнадцать патронов. Матрос упал. Быстро исправил наводку и стал бить очередями в тридцать патронов, не давая стволу закипеть.