— Ваша фамилия, имя, отчество, дата рождения, род занятий. — уточнил он для отчёта.
— Не помню. — наконец раскрыла рот девушка.
— Понимаю, у нас многие скрывают свои подлинные имена. Да только зря всё это, девушка. Все равно узнаем. Как вы оказались в данной квартире?
— Не знаю!
— Оказались в чужой квартире и не помните как? Глупо запираться, играть в потерю памяти: вас застали на месте преступления. Вас взяли с поличным, понимаете, с поличным!
— Ничего не знаю, ничего не помню! — отрезала Наталка.
— Врёт она всё! — вдруг раздался голос.
То хозяйка незаметно вошла и прислонилась к дверному косяку.
— До того как вы приехали, память у неё была отменная. А назвалась она Натальей Воиновой.
— Значит так и запишем: «Особа, отказавшаяся назвать свою фамилию, со слов гражданки Осиповой является Натальей Воиновой…»
Он задавал вопросы, а сам мысленно писал отчёт, не замечая, что волей-неволей подражал интонациям Глеба Жеглова в исполнении Высоцкого. Впрочем, девушка этого даже и не заметила, продолжая упорно играть в молчанку. Зато Ольга Львовна сразу отметила сей факт, подумав про себя: «Боже, каких ослов к нам прислали! Что, других не могли найти? Или в нашей доблестной полиции все такие?»
Покончить с формальностями оперативно не получилось. Коза в японском халате наотрез отказалась отвечать дальше, что начало выводить из себя старшину.
— Да пойми ты, дура, заявы от потерпевших хватит, чтобы засадить тебя. А вот по какой статье ты пойдёшь, зависит только от тебя. Будешь сотрудничать — сядешь по 158-й ука эрэф, за кражу, пойдёшь в отказняк — впарят грабёж, а это уже сто шестьдесят первая, там до четырёх лет могут дать.
— Я ещё раз повторяю: я ничего не знаю и ничего не помню. — обречённо продолжала повторять она. — Хоть скажите, какой сейчас год? Я ведь ничего не помню.
— Опять двадцать пять! Не-е-зна-а-ю! Не-е-п-о-о-мню! — передразнил мерзкую девчонку старшина, а Дятлов при этом подхалимски улыбнулся.
— Вот что, гражданочка, вы-то сами как думаете, какой год у нас на дворе?
Девчушка оторвала от стола взгляд и устремила на старшину два изумрудных лучистых глаза. Предположила неуверенно:
— Ну, пожалуй, 2014-ый…
Ответом был громогласный хохот Дятлова. Он смеялся так, что вены вздулись у него на лбу, лицо и шея покраснели, а из его гортани вместо обычного «Ха-ха» раздалось утробное хрюканье.
— Бац! — старшина Зозуля со всей силы хрястнул раскрытой ладонью по столешнице. — Дурить меня вздумала? Ну, я тебе устрою небо в клеточках! Запомни: никто и никогда не смел разыгрывать старшину Зозулю. Закончили вы с заявлением, или нет? — зло крикнул он в глубину коридора. — Или нам до утра ждать? А ты что истуканом стоишь? — оторвался он на напарнике. — Ну-ка, обыщи её и надень браслеты. Отвезём её в отдел.
Рядовой ещё не пробовал, но подозревал, что обыск молодых и красивых девушек будет его любимым занятием. С сальной улыбкой он приблизился в девахе, заставил подняться и встать с лицом к стене. Девушка повиновалась. Развернув её лицом к стене и ловко ногой подбив ноги, так, что злоумышленница вынуждена была их расставить, он с чувством, толком, и не спеша, принялся ощупывать хрупкое девичье тельце. Пересчитал все рёбра, мельком дотронувшись до острых, ещё не конца сформированных грудок. Девица напряглась, но ничего не сказала, а только подобралась, отчего её тело утратило мягкость и упругость, а стало жестким и колючим.
«А сиськи-то — хороши! Каждый день бы такие ощупывать».. — думал он про себя, своими руками сместившись ниже, в область поясницы, ягодиц и бёдер.
Тело девушки стала бить дрожь, а вся кожа покрылась множеством пупырышек.
— Боится сучка! — сделал вывод Дятлов. — Это хорошо! Начинает понимать, что ее ожидает.
Щупать напрягшееся, покрытое «гусиной кожей», тело было уже не так интересно. Поэтому, закончив с досмотром воровки, он надел ей на руки наручники, попутно, с чувством близким к наслаждению садиста, отметил испуг на её красивом личике.
Старшина не видел художеств своего напарника — он, начав перебирать заявления, волей-неволей углубился в чтение. Сосредоточенное лицо его хмурилось, на лоб легли складки. Как он и подозревал, дело выглядело сшитым белыми нитками. Несуразности их версии терпил торчали, как иглы из ёжика, даже не дочитав заявления, он брезгливо отодвинул их в сторону, к такой туфте ему даже не хотелось прикасаться. «Хоть бы кофем напоили, что ли, буржуазия!»