— Тогда откуда на вас кимоно и босоножки?
— Ольга Львовна дала.
— Хозяйка?
— Да!
— Так, значит, вы её знали!
— Нет! Я её никогда раньше не видела. Как её зовут, она сама мне сказала.
— Получается, что вы, голая, поздним вечером, почти ночью, оказались в чужой квартире и чужой постели. Кто вы такая, как там оказались и что там делали, вы не помните? — резюмировал подполковник. — Я все правильно изложил?
— Да, всё верно.
Денисов замолчал, только задумчиво стучал то одним концом ручки, то другим по поверхности стола, переворачивая её в руках. При этом он настолько уничижительно смотрел на сидящих сбоку полицейских, что они весьма неуютно чувствовали себя под его взглядом.
«Когда же наступила амнезия? Где девчонка была всё это время? Что с ней делали, где держали, что кололи, чем поили? Как оказалась в доме на углу у Патриарших? Где её семья и где её дом?» — Вот, кроме установления личности, вопросы, на которые предстояло ответить. И не сегодня. И не он. Но кое-что нужно сделать сейчас, сейчас же.
— Вот что, мадемуазель, — что-то заставило Сергея именно так обратиться к девушке, — Посидите-ка пока в коридоре. А мне надо с этими, — кивок в сторону оперов и пэпээсников. — «Достойными» представителями правоохранительных органов поговорить надо.
Лишь только девушку вывели за дверь, он повернулся к Зозуле с Дятловым и операм.
— Всё слышали?
— Слышали.
— Всё видели?
— Видели.
— Поняли теперь, что у вас за спиной растут огромные ослиные уши?
Дятлов только засопел в ответ, опера старательно прятали глаза, а старшина, как более опытный, спросил:
— Что же нам теперь делать?
— Вам — ничего, идите на маршрут — служите дальше, а вот оперативникам придётся поработать с девушкой. Перво-наперво, отведёте её к криминалистам. Кто там у нас дежурит? Не знаете… Ладно, я сам к ним позвоню, пусть снимут отпечатки пальцев и перегонят в инфоцентр. Там пробьют их по базе и к утру, я думаю, уже будут результаты. Вы тем временем дуйте в приёмный покой дежурной больницы с нашей потеряшкой. Пусть осмотрят внешний вид: повреждения, раны, ссадины, кровоподтёки, следы от ремней и проколы от инъекций, словом всё, что могло бы хоть косвенно объяснить её приключения. Проверить на предмет половых контактов: когда был последний, сколько их было вообще, хотя бы приблизительно. Кровь на ВИЧ и всякую другую заразу пусть возьмут. Гинеколог пусть осмотрит на предмет разрывов внутренних органов. Если есть инородные тела и сторонние биоматериалы — на экспертизу, постановление я выпишу. И ещё — обращаю ваше внимание: кожные покровы осмотреть внимательнейшим образом, нет ли следов от инъекций. Не мне вам говорить, где могут быть проколы, когда их хотят скрыть.
— Товарищ подполковник, вы думаете?.. — начал спрашивать опер.
Но Денисов резко перебил его:
— Мы должны не думать, а предполагать обязаны самое худшее. В народе об этом так и говорят: лучше перебздеть, чем недобздеть. Ясно? — тот кивнул — Выполняйте!
Одного не мог знать следак, что у Наташи абсолютный слух.
Глава 3. Этот жестокий, жестокий мир
«Я танцую на голубом шаре.
Этот шар — моя планета.
Я играю энергией мира,
чтобы в нем было больше света.».
Девочка, скрючившись и держась руками за прутья, сидела в углу обезьянника. На её лице отчаяние сменялось надеждой. Но Таша не предавалась унынию, череда унижения и испытаний за прошедшую ночь не сломили её боевой дух. Ей надо бы во все глаза смотреть на новый мир, открывшийся перед ней, мир удивительный и непонятный. Но обстоятельства, при которых она оказалась в будущем, не располагали к веселью. Словом, всё было очень сложно. Наташа сидела и, несмотря на слипающиеся глаза, пыталась разобраться в несообразностях, которых было очень много.
Самая главная странность заключалась в дате. Пока не находился ответ, почему временной разрыв составил девяносто девять лет. Почему не сто? И не пятьдесят? И не девяносто восемь. А день? Было бы хоть немного понятно, окажись она в этот же день, но спустя девяносто девять лет. А тринадцатое августа вообще ни о чём девушке не говорило. Хоть бы в том году была какая-нибудь дата, за которую можно было бы зацепиться, но ничего из истории двадцать первого века Наташе известно не было. Судя по Наташиным наблюдениям ничего экстраординарного в тринадцатом августа не было, не считая того, что это «чёртова дюжина». Но мысли о чертовщине Наташа отогнала прочь Ещё чего не хватало, осталось только мистику приплести!