Генерал Садыков был старым приятелем Иванова ещё со времён бесшабашной курсантской юности, и именно благодаря генеральской протекции опальный подполковник был зачислен в штат спецслужбы, чьё наименование стало символом государственной безопасности. С курсантских годов утекло много времени, и Борис Петрович никогда не забывал, кто из них начальник, а кто подчинённый, не допуская никакой фамильярности к тому, с кем двадцать лет назад бегали в самоволку, чтобы скинуть напряжении в женском общежитии местного ПТУ, называемого между курсантами ЦПХ.
Перед начальником управления лежала аналитическая записка, которую Иванов сейчас и озвучивал. Закончив, подполковник сел, и вместе со всеми вопросительно уставился на начальника. Тот неторопливо вытер платком свою лысину, отхлебнул холодный чай, в котором плавала одинокая долька лимона и обратился к начальнику лаборатории:
— Источник сигнала локализован?
— Н-не совсем, М-марсель Ринатович — поднялся и стал докладывать начальник лаборатории, имеющий вид типичного ботаника. — С-с определённостью можно ут-утвердждать, что и-источник на-находится в М-москве или в Мо-московской области.
Учёный был весьма грамотным специалистом, но была у него неистребимая слабость — заикание, в разговорах с начальством от волнения у него начинал дрожать голос. Видимо в нём, несмотря на редкую привилегию обращаться к начальству по имени-отчеству, на генетическим уровне застрял страх интеллигенции перед «конторой».
— Так в Москве или Московской области? — сдвинул брови генерал Садыков. — Вы можете сказать определённее?
— В М-москве. — сказал учёный и тут же поправился. — Вероятно. Или в области. Ма-марсель Ринатович. — взмолился он. — Н-нет у нас ещё б-более точной аппаратуры, чтобы локализовать явление с точностью до метра. Вероятность того, что источник находится в Москве процентов девяносто пять.
— Товарищ командир! — встрял в разговор полковник, курирующий НИИ. Между военными конторы было принято называть начальников не по званию. — Климатологи подтверждают одномоментное и краткое повышение температуры атмосферы. А гляциологи отмечают весьма странное колебание лавин и ледников, которые они наблюдают.
— Чертовщина какая-то. — глубокая складка пролегла на начальственной переносице, что свидетельствовало о начинающейся непогоде.
И действительно, буря не заставила себя долго ждать:
— У нас под носом, в столице произошел рукотворный природный катаклизм, а замечательная лаборатория с новейшим оборудованием проявила полную беспомощность! Как это понимать, а?
Генерал переводил тяжёлый взгляд на подчинённых, которые прилагали усилия, чтобы сделаться меньше размером. Только шустрый полковник, курирующий НИИ, встретил командирский взгляд и, дождавшись кивка, поднялся:
— Разрешите доложить, товарищ командир. По всем признакам, мы имеем дело с торсионной спиралью, которая, раскрутившись, выплеснула свою энергию в виде электромагнитного импульса и термального всплеска. Поэтому приборы не зафиксировали эпицентр.
После первых слов полковника вскинул голову начальник лаборатории, внимательно посмотревший на говорящего.
— Что за торсионная спираль? — недовольным голосом переспросил генерал.
— Была такая теория о полях кручения, или торсионных полях. В восьмидесятых годах при конторе был создан даже Центр нетрадиционных технологий, который занимался изучением, в том числе и торсионных полей. Руководителем Центра был некто Закимов. После развала СССР и реформирования КГБ идеи Закимова были признаны антинаучными, и Центр был закрыт.
— Да лжетеория это, никто и никогда не смог доказать существование торсионных полей! — выкрикнул начальник лаборатории. — Мошенник был ваш Закимов. Сколько денег вытянул из бюджета на свои исследования, а результатов — ноль!
На него было страшно смотреть: трясущиеся от негодования руки, брызгающий слюной перекошенный рот.
— Прекратите истерику! — рявкнул генерал. — Сколько всего похерили в 90-е! Наше управление для того и существует, чтобы заниматься всем нетрадиционным, и лженаучным. Это наш хлеб! А мы забросили целое направление. Где сейчас Закимов?