Хорошо вот так сидеть и не спеша разговаривать. Все мы куда-то спешим, несёмся. А вот так посидеть, поговорить не спеша очень хорошо. Мне всё интересно, что они говорят. И ребятам, кажется, нравится этот разговор. Володя больше не пытается говорить вычитанными фразами, теперь он стал естественным, свободным — обычный живой мальчик. А сначала он просто смутился, вот и всё. Теперь и он, и Серёжа говорят с удовольствием и забыли, что я — писатель. Человек и человек. Так и должно быть между людьми.
— А девочки? С ними у вас, кажется, неважные отношения?
Вопрос мальчишкам не по душе. Нашла тоже о чём спрашивать. В мире столько всего заслуживающего внимания, а тут про девчонок. Особенно отчётливо это написано на лице у Серёжи. Он бы лучше рассказал ещё что-нибудь про кошку Звёздочку. Но меня интересуют отношения людей, это разве не важное? Я жду ответа, и Серёжа говорит:
— Они все ябеды.
Володя с удовольствием добавляет:
— Плаксы и подлизы.
— Все девочки? — спрашиваю я.
— Все до одной, — убеждённо отвечает Серёжа. А Савёлова ещё и отметки выплакивает. По рисованию ей три, а она поревела, поныла — четыре. Рисовальщица у нас больно нежная. У Нины Алексеевны не выплачешь, хоть обревись.
— Ха! — Это Володя. — У Нины Алексеевны даже тройку не выплачет никто, хоть Савёлова, хоть не Савёлова. Хотя вообще-то Нина Алексеевна Савёлову любит.
— А тебя?
— Что меня?
Он искренне не понял вопроса.
— Тебя любит Нина Алексеевна?
— Меня-а? — Володя, видно, никогда об этом не думал. Теперь задумался надолго, смотрит отрешённо. Такой уж характер: или ничего не скажет Володя, или скажет, подумав, взвесив каждое слово. — Меня Нина Алексеевна не очень любит. Я середняк, а она середняков — не очень.
— А тебя, как ты думаешь? — обращаюсь к Серёже.
— Не любит, — отвечает он сразу. — Меня все учителя не любят. Я верчусь. Они любят, кто спокойный, а я неспокойный. Они сердятся — если каждый будет вертеться, что получится. А по-моему, каждый — не будет. Один человек спокойный, а другой неспокойный.
Володя вдруг сообщает:
— Девочки все парочками дружат. Они не могут с нами дружить.
— Да мы сами с ними не хотим! — Серёжа более непримиримо и последовательно гнёт свою линию.
У Володи заметны хоть и небольшие, а всё же колебания —»они с нами не могут дружить». А если бы могли? Он не договаривает, но, может быть, он и не отказался бы.
А у Серёжи всё в жизни делится на две категории, всего на две — хорошее или плохое; чёрное или белое. Белое, светлое — Звёздочка, друг Вовка. Словом, всё хорошее. Чёрное, тёмное — девчонки.
— Мы с ними сами не хотим. Ябеды и плаксы.
— А Таня? — спрашиваю я. — Разве она ябеда?
Мне нравится Таня, я и не скрываю этого. Если хочешь откровенности, скрывать ничего не надо. А то получается нечестно: они откровенны со мной, а я с ними — нет. Мне нравится Таня. Мне кажется, я понимаю её, хотя ни разу не говорила с ней подробно — так, мимоходом. Я люблю таких людей — умных, тонких, немного печальных. Она всегда одна, но мне кажется, что такие, как Таня, умеют быть хорошими друзьями.
Мальчишки уставились на меня озадаченно. Почему это я спросила именно про Таню? Уж не она ли главная героиня повести? Эта тихоня? Пытаются отгадать. Мне хочется понять их, а им меня. Не столько меня, сколько мою будущую книгу. Но это пока невозможно: я и сама ещё многого не знаю. Что случится с героями? Кто как поступит? Не знаю, не вижу. Всё созревает постепенно, медленно. А пока я как перед глухой стеной. В такой период не верю ни в книгу, ни в себя. И кажется, что никогда в жизни не сумею написать ничего, ни одной стоящей строчки. Тревога, отчаянье, мученье, жуткое одиночество. Никто тебя не поймёт, никому не возможно объяснить это состояние. Правда, оно бывает у меня перед каждой новой работой. Но разве от этого легче?
А с ребятами разговаривать хорошо, тем более что разговор наш идёт легко, ничем мы друг друга не связываем, ничего друг на друга не нагружаем. Эта часть работы самая для меня приятная.
— Таня? А что Таня? — Володя поднимает брови домиком.
— Ничего. Пришло в голову, и спросила. Хорошая, по-моему, девочка.
— Новенькая, — туманно произносит Серёжа.
Это, видимо, следует понимать в том смысле, что пока она новенькая, ничего зловредного сделать не успела, но это вовсе не означает, что и в дальнейшем не сделает. Потому что она — девчонка, а с ними вечная история.
— Новенькая, — повторяет Володя. — Молчит пока.
— Может быть, стесняется? — не отступаю я.
Они молчат. Серёжа вертится на стуле. Володя неохотно говорит: