– Проходите в комнату, дедушка Матвей, – пригласила Вера, а когда гость отказался наотрез, сославшись на то, что ему и тут хорошо, да и чумазый он, пришлось наглотаться пыли, она тоже присела на диван, стала с опаской рассказывать:
– Страшно даже подумать, что случилось, дедушка. Вчера ночью ворвались полицаи и немцы. Все перерыли. Унесли с собой хорошие вещи. Думали, и конец на этом, так нет. Через полчаса немцы возвратились, арестовали отца и маму и увели. Куда – и сама не знаю. Побегать бы да справки навести, так посоветоваться не с кем.
– Беда, – сказал, покачав головой, дед Матвей. – Антихристы они, а не люди. Ну, пошел я.
Вера прикрыла собою дверь, с испугом сказала:
– Разве можно идти в ночь, дедушка? Немцы схватят, и поминай как звали. Они всех хватают, кто без пропуска.
– Оно правда твоя. Заночую у тебя, дочка, а завтра подамся дальше.
Вера подала скудный ужин.
Поел дед Матвей, запил холодной водой – давнишняя привычка его – и прилег на диван. А Вера еще сидела, долго рассказывала о зверствах немцев, о том, как живут люди в городе, как ненавидят немцев. Беспокоилась за судьбу родителей, за младшего братишку, который ушел гулять да не возвращается. А на улице темно.
Ленька пришел совсем поздно, когда дед Матвей уже спал.
– Вера, знала бы ты, что делается в городе!
– Ладно, ладно, Ленька! Ешь да спать ложись, завтра расскажешь…
Ночью за окнами началась сильная стрельба. Стреляли из автоматов, пулеметов. Донеслось несколько глухих разрывов, а затем ухнуло так, что задрожали стекла. Дед Матвей уже не спал. Он стоял у окна, отодвинув чуть-чуть шторку и приложив глаз к щелочке. Из-за домов, разрезая темноту ночи, поднимались вверх языки пламени, постепенно разливаясь огромным заревом.
Вера и Ленька проснулись тоже.
– Ишь как полыхает, – сказал дед Матвей. – Ты не знаешь, дочка, что горит?
– Должно быть, жилые дома, – ответила Вера.
– Дома, дома, – передразнил ее Ленька, лежавший в кровати и не пожелавший почему-то поглядеть в окно. – Немецкая нефтебаза это, – уверенно пояснил он.
Рано утром Матвей Егорович стучал в дверь дома сослуживца по леспромхозу Касаткина.
"Человек он изворотливый, должен все знать", – думал дед.
Дверь открыла жена Касаткина, краснощекая и моложавая для пятидесяти лет. За ее спиной показался и сам Аркадий Демьянович. Схватил за руку, повел к столу.
– Вот и позавтракаем вместе, – радушно предложил он.
На столе колбаса, сливочное масло, пирожки домашнего изготовления с мясом. Такого дед Матвей уже давно не едал. Съел пирожок, застеснялся потянуться за другим.
– Бери, – заметил хозяин. – Голодные не сидим.
Положил перед дедом целую гору пирожков, стал расспрашивать, что нового в леспромхозе, кто остался в лесном поселке, были там немцы или еще нет? Матвей, не торопясь, попивал вкусный чай, – настоящий грузинский, отвечал на вопросы хозяина.
– А станки не растащили? – спросил хозяин. – Как быстро можно было бы пустить лесопилку?
Дед чуть было не подавился пирожком. Насторожился и вместо ответа сам поинтересовался:
– А чего лесопилку восстанавливать? Для кого?
– Жить-то надо, – недвусмысленно произнес хозяин, отводя глаза.
– Так ведь жисть – она разная бывает.
Касаткин не нашелся, что ответить. Вынул из кармана пачку немецких сигарет, закурил сам, угостил деда Матвея и только тогда наставительно сказал:
– Ты скажи, Матвей Егорыч, власть переменилась? Переменилась. Есть-пить надо каждый день? Надо. Еще никто не пробовал отучить себя от этой привычки. Вот так, Матвей Егорович. Отсюда сделай для себя вывод: будем работать на немцев, будем есть-пить каждый день. Откажемся – подохнем, как голодные кошки.
– Лучше с голодухи помереть, нежели совестью торговать! – не сказал, отрезал дед Матвей. Сердито дунул на сигарету, бросил ее на блюдце, направился к двери.
– Прощевайте!
– Дедушка, вы мужа не так поняли, – говорила жена Касаткина, провожая старика до калитки. – Он у меня сложный. Его понять надо.
– Мозги ему проветрить надо, вот что!
Отошел два квартала от дома Касаткина, вслух стал ругать себя:
– Старый дурень! Командир наказывал поосторожнее, а я… Горе ты, Матвей, а не разведчик!..
Злой-презлой на себя дед Матвей поднялся на самое высокое место в городе, откуда была видна вся его южная половина. Еще совсем недавно он так любил стоять вот на этом месте, любоваться городом. Все замечал: и новый дом, и новую стройку. И радовался всему новому, что появлялось в городе, украшало его. А теперь… Дед Матвей вытер шапкой вспотевший лоб, вздохнул, прошептал: "Трудноватую ты мне задачу задал, майор…"