Как-то поздно вечером возвращался он из роты домой. На тропинке его поджидал Гарусов.
— Ног под собой не чуете, Алексей Кузьмич?
— Не чую, Федор Федорович, — признался Алексей. — Такое, друг ты мой, состояние…
— Еще бы: у вас теперь настоящая семья. Позавидовать можно…
— Чем завидовать, заводил бы скорее свою собственную.
Из-под низко надвинутой на лоб шапки глаза лейтенанта Гарусова сверкнули в сумерках веселым огоньком. Мальчишеское лицо парторга стало вдруг решительным и озорным.
— А что? Вот возьму и женюсь! Мне ведь двадцать семь стукнуло — пора.
— Невеста есть на примете?
— Есть.
— Кто же она, если не секрет?
— Учительница из «Новосела», Глаша.
— Та самая татарочка? Ну, поздравляю, поздравляю! Везет нам с тобой на педагогов, честное слово… А свадьба когда?
— Пока не договорились. Хочу вот посоветоваться с вами и с майором.
— Приспособим к Первому мая, а?
Снизу вверх Гарусов благодарно взглянул в лицо Алексея.
— Я тоже так думал. Спасибо, Алексей Кузьмич!
Он порывисто пожал старшему лейтенанту руку и с прискоком побежал к крыльцу своего дома. Алексей проводил его взглядом, усмехнулся: совсем мальчишка Федор! Впрочем, и сам он, заместитель, командира по политической часта, сейчас не прочь совершить какую-нибудь ребяческую выходку. Вот запустить бы снежком по трубе дома, что ли!..
Сняв перчатки и сунув их в карман шинели, Алексей нагнулся, сгреб пригоршню снега и начал лепить из него ком. Снег был сухой, рассыпчатый, и снежок сначала не получался. Однако, стиснутый и согретый теплыми ладонями, он вышел твердым и тяжелым, как граната-лимонка. Алексей размахнулся и с силой метнул его, целясь по трубе. На секунду-другую темнота поглотила снежок. Но вот раздался звучный удар, и от трубы что-то брызнуло в разные стороны.
От удовольствия Алексей даже засмеялся: вот как здорово угодил!
Полой шинели вытер руки, еще постоял перед освещенными окнами своей квартиры, закрытыми занавесками. Что там делает Тамара? Спит или не спит Кузьма?
За полупрозрачной занавеской у окна появился силуэт Тамары. В тот момент, когда Алексей прижался лицом к холодному стеклу, занавеска приоткрылась. Из комнаты сквозь двойные стекла на него глядела жена.
— Как там наш Кузьма?
Тамара, очевидно, не расслышала вопроса, но что-то ответила, и слов ее Алексей тоже не мог разобрать. От этого немого разговора обоим было необычайно весело. Они дурачились, преднамеренно шевеля губами больше, чем надо, и оба хохотали — тоже беззвучно.
За ужином они начали фантазировать о том, кем будет Кузьма, когда вырастет. Алексей считал, что неплохо бы ему по семейной традиции стать военным.
О будущей профессии сына Тамара спорит не с таким азартом, как Алексей. Дело в том, что ее больше беспокоит настоящее. С кем оставить Кузьму, когда она возобновит временно прерванные занятия в своей вечерней школе? Конечно, соседи не откажутся понянчиться с ним, но нельзя же злоупотреблять их добрым отношением.
— Нельзя, конечно, — соглашается Алексей, думая о том, что неплохо бы Тамаре отказаться пока от общественных поручений и самой посидеть дома.
— А может, того… закроешь ты свой рабфак? — с робкой надеждой предлагает он.
Глаза Тамары темнеют, зрачки становятся большими, горячими.
— Ты опять старую пластинку в ход пустил? — спрашивает она с угрозой. — Все равно не буду я домашней работницей, понимаешь: не бу-ду!
И сам не рад Алексей, что затронул ее больное место. Он тут же дает отбой:
— Я пошутил, чудачка ты этакая, правда, пошутил!..
— Хорошо бы маму сюда вызвать. — Успокаиваясь, Тамара прижимается к плечу Алексея. — Да разве согласится она оставить свою текстильную фабрику!
— Согласится! Я сам напишу ей такое трогательное послание, что непременно согласится.
Однако сочинять трогательное послание теще Алексею не пришлось. Опередив дочь и зятя, Зинаида Карловна прислала такую телеграмму:
«Стала пенсионеркой собираюсь гости внуку встречайте мама».
— Мамочка едет! Мамочка едет!
Всю свою солидность растеряла Тамара. Взвихренная, носилась она девчонкой по комнатам, наводила порядок: сменила на окнах занавески, обернула бумагой цветочные горшки, еще раз перемыла и перетерла посуду, в новом порядке расставила ее на полках. С особым старанием составляла она меню, припоминая любимые блюда матери.