— Только что высказывал мне это, — подтвердил Алексей.
— Ну вот!.. Выходит, всех это беспокоит, кроме командира роты. Вы мне факты не констатируйте, друзья хорошие, факты я сам знаю. Что предлагаете?
— Леонид Сергеевич предлагает вот что…
Ничего конкретного не успел предложить лейтенант Фомин. Поэтому он в недоумении приподнял бровь. Но Званцев, подмигнув ему, продолжал:
— Он предлагает объявить в роте своего рода социалистическое соревнование за повышение классности.
— Соревнование? — быстро переспросил Лыков. — Загнули вы тут, друзья хорошие. Нет в армии соревнования! За такую выдумку нас с вами за кадык возьмут.
— Если нельзя, мы не будем называть это соревнованием. Просто объявим борьбу за повышение классности. Обязательство солдат может брать на себя?
— Смотря какое обязательство. Вообще-то можно, конечно.
— В этом же вся суть! — воскликнул молчавший до этого Гарусов. — На комсомольском собрании выступит, к примеру, Клюшкин и заявит: «Обещаю, товарищи, добиться, чтобы к Первому мая все солдаты моего отделения стали классными специалистами. А кто имеет классность, повысит ее на одну ступень». Это можно, товарищ майор?
— Можно. Я, как командир, приветствую хорошую инициативу, но при чем тут соревнование?
— Разрешите, товарищ майор, закончить предполагаемое выступление Клюшкина.
— Ну-ну…
— В заключение Клюшкин обращается к командиру второго радиоотделения сержанту Рыжову с такими словами: «Вы, товарищ Рыжов, как и я, имеете второй класс, но у вас есть возможность стать первоклассным специалистом. И все отделение сделать классным в ваших силах. Вот я и вызываю вас на социалистическое соревнование…»
Костяшками пальцев, согнутых в кулак, майор предостерегающе застучал по столу.
— Э-э, нет, дорогой товарищ, не пройдет этот номер, я же вам русским языком сказал: никакого соревнования. В армии жизнь и боевая учеба личного состава регламентированы уставами и наставлениями. Ими, будьте любезны, и руководствуйтесь.
— Но разве то, что сказал Клюшкин, противоречит уставам? — Часто мигая светлыми ресницами, Гарусов недоуменно развел руками. — Ведь он же…
— Обожди, Федор Федорович, — Алексей положил руку на плечо Гарусова. — Соревнование в армейских условиях, действительно, не практикуется. Но Клюшкин о соревновании может и не заикаться. На комсомольском собрании в конце своего выступления он скажет так: «Свое обещание я выполню с честью, можете мне, как комсоргу взвода, поверить. А вы, комсомолец Рыжов, не отставайте от меня. Посмотрим, у кого лучше получится». В таком плане может выступить Клюшкин?
Вместо ответа майор Лыков принялся хохотать. Хохотал он долго и с видимым удовольствием. Потом вытер платком заслезившиеся глаза.
— Ох, вы и деляги, как я погляжу! Не мытьем, так катаньем… Ладно, не важно, в конце концов, под каким соусом дело пойдет, лишь бы пошло.
— Соус тоже важен, — вставил Алексей.
— Знаю, знаю, что ты имеешь в виду! Я и сам это разумею, Кузьмич. На фронте в огне политграмоту усваивал. Одним словом, вашу инициативу одобряю и поддерживаю. Что зависит от меня — можете не сомневаться, все сделаю. Начнем, я думаю, с открытого комсомольского собрания. Докладик я на себя возьму. А ты, Кузьмич, с комсомольским вожаком, с Николаем Ветохиным, потолкуй, чтобы он готовил народ к собранию. Пусть, как говорится, поднимает и зажигает. О том, как коммунистам весь этот штурм-поход возглавить, секретарь парторганизации побеспокоится. Так, что ли?
Беседуя с офицерами, Яков Миронович мысленно представлял себе, как отнесся бы к этой затее полковник Черноусов. Ясное дело, не одобрил бы. Подняв палец, заявил бы нравоучительно: «Вы мне, понимаешь, отсебятины не выдумывайте! Подготовку классных специалистов мы тут сами спланируем и так далее…» Но Черноусова теперь нет — в отставке, а как отнесется к инициативе новое начальство — неизвестно. Больше всего командира роты смущал дух соревнования. Словно где-нибудь в цехе на трикотажной фабрике. А без соревнования — это Яков Миронович отлично понимал — трудно представить борьбу за досрочную сдачу экзаменов на классность.
В конце разговора, взвесив все свои соображения, майор предупредил офицеров:
— Только чур не шуметь прежде времени. А то знаю я вас! Шум поднимем, а дела не сделаем… Сделай, а потом хвались — вот мой принцип.
— Не согласен я с вашим принципом, Яков Миронович, — сказал Алексей.
— То есть?..
— Не по-государственному это, не по-партийному: сделай втихомолку, а потом хвались. Посмотрите, мол, какие мы хорошие, а вы все плохие.