Не терпится Коле еще раз от начала до конца перечитать запись своей речи. Ведь выступать-то не на ротном собрании, а перед всей Советской Армией! Обязательно надо еще раз прочитать. Но где? Куда спрячешься от друзей-товарищей? В библиотеку, может быть?
Библиотека, несмотря на поздний час, оказалась открытой, Маргарита Ефимовна, успевшая кое-как освоиться с общественной нагрузкой, лениво перелистывала какую-то книгу.
— Разрешите? — спрашивает Коля.
— Заходи, миленький, заходи!.. — Маргоша ложится грудью на стол. Рыхлое лицо ее словно патокой облили — такое оно становится сладкое. — В Москву, я слышала, собрался?
— Посылают, Маргарита Ефимовна.
— Какое великое счастье выпало тебе, Коленька!.. По магазинам там походишь, в метро покатаешься…
— Некогда, пожалуй, будет.
С позволения Маргариты Ефимовны он устраивается в уголке, у столика, на котором обычно Анисимов разбирает почту, и углубляется в чтение записей в своем блокноте.
А хорошо все-таки написана речь! Складно, черт возьми! Но придется ли выступить — вот вопрос…
Коля выходит из помещения. С запада, со стороны моря, тянет влажным ветром. Мороз и не чувствуется, хотя на небе кое-где мерцают крупные звезды. «Вон те три звезды, что расположились по прямой линии, как пуговицы на мундире, — думает Коля, — видны и у нас в Курской области, в колхозе «Заря коммунизма». Может, мама на них сейчас смотрит и думает о нас с Толькой. А может, и Нюшка Морева смотрит… Они и не подозревают, что я завтра уезжаю в Москву…»
Размышления Коли прерывает голос брата:
— Николай!
— Я.
— Где ты пропадал? Ищу, ищу тебя… Мечтаешь небось?
— Угу.
— О Москве?
— О разном… И о Москве, конечно.
— И о Нюшке?
— И о Нюшке, и о маме…
Откровенность брата обезоруживает Толю. Он молча прижимается к Коле. Так они и стоят, обнявшись, рядом, плечом к плечу. И кажется им, что не тучи плывут над ними, а сами они, Коля-Толя, несутся далеко-далеко под звездами, мерцающими в просветах между тучами, и сердца у них замирают радостно, как у открывателей новых миров.
ШТУРМ-ПОХОД
Вся Советская Армия следила за ходом совещания лучших своих представителей в Москве. Во всех военных округах, во всех частях и подразделениях нетерпеливо поджидали почтальонов со свежими газетами.
Еще более поднялась среди сослуживцев популярность и Степана Анисимова. Каждое его возвращение с почты из Долгово превращалось в своеобразный митинг. По всеобщему требованию Анисимов со своей кожаной сумкой, раздувшейся так, что не закрыть, сразу следовал в казарму, минуя библиотеку. Под жадными взглядами товарищей снимал он сумку с плеча и говорил свое обычное:
— А вот и мы! Посмотрим, кому что…
Однако письма от родных и близких, которые Степан имел в виду, адресаты не читали немедленно, как раньше, а совали в карманы — пусть временно полежат. Хватались прежде всего за газеты — «Красную звезду» и окружную — «За Родину»: ну-ка, что там на Всеармейском совещании отличников? Не поднимался ли на трибуну Николай Ветохин?
В первые дни читали газеты все одновременно, перебивая друг друга. Потом по совету Званцева навели порядок: последние новости поручали читать одному человеку с условием, чтобы делал он это «с чувством, с толком, с расстановкой». Почетные обязанности чтеца возложили на ефрейтора Анатолия Ветохина. Он имел на это полное право: во-первых, редактор стенной газеты, во-вторых, у него отличная дикция и, в-третьих, брат делегата — это надо тоже учитывать, в конце концов!
В один из январских ненастных дней, когда над Малыми Сосенками со свистом и завыванием кружилась сухая, морозная метель, ротный почтальон, возвратившись из Долгово, особенно торжественно провозгласил:
— А вот и мы!..
— Ну, что там? — послышались голоса с разных сторон. — Раскрывай быстрее сумку! Давай газеты!
Анисимов, однако, не спешил. Отряхнувшись от снега еще при входе в казарму, он снова начал похлопывать шапкой по шинели, выбивая снежную пыль, въевшуюся в ворсистое сукно.
— Не спешите, узнаете все, что есть…
И по тону бесхитростного Степана и по той неудержимой радости, которой так и светилось его, длинное лицо, мокрое от снега, можно было безошибочно определить: есть сегодня что-то важное!
— Что же ты, чертяка, у порога копаешься? — негодует Семен Марченко. — Давай сюда почту, сами разберемся!
Он пытается стащить с плеча почтальона сумку, но Анисимов сопротивляется. На помощь Семену подбегают младший сержант Лесных, проворный Шмелев, великан Дорожкин. У порога происходит веселая возня, и наконец Анисимов сдается. Увесистая сумка, словно на стреле подъемного крана, возносится ввысь могучей рукой Дорожкина.