Тугодум по природе, Калашников не любит принимать поспешных решений, делать все с кондачка. Он смотрит, как всегда, исподлобья, на мясистых губах его блуждает нечто похожее на тень улыбки.
— Вообще-то мы не против соревнования, но…
— Что но?
— Надо подумать, товарищ майор, обсудить пунктик за пунктиком. Как же иначе? Может, мы что добавим к тому, что тут Ветохин зачитал. Вот, скажем, спорт. Возможно, я прослушал, но у Ветохина о нем вроде как ничего не сказано. А надо бы включить пунктик — кому сдать нормы ГТО, кому стать разрядником…
— Насчет того, чтобы подумать, резонно сказано. Как замполит?
— Я тоже считаю, что резонно, — соглашается Алексей. Он встает из-за стола и, большой, громоздкий, приближается к самому краю сцены. — Давайте, товарищи, сделаем так: сегодня-завтра подумаем, взвесим свои возможности. А завтра вечером окончательно оформим это дело. Согласны?
— Согласны! — нестройно, но дружно выдохнул зал.
— Вот и договорились. После перерыва, минут через десять, состоится концерт художественной самодеятельности. Посмотрим, чем нас порадуют наши артисты.
Задернули пестренький, сшитый из штапеля занавес. Из-за него послышались таинственные стуки, шарканье ног. На сцене что-то перетаскивали волоком, что-то устанавливали — «артисты» готовились показать веселую одноактную пьесу из колхозной жизни. Постановщиками и исполнителями главных ролей, как и вообще организаторами всего концерта, были лейтенант Гарусов, младшие сержанты Дзюба и Лесных.
Но разве мыслима настоящая, приличная самодеятельность без участия в ней женщин? Конечно нет. И часть женщин гарнизона была «вовлечена» в нее. Тамара Павловна согласилась спеть несколько песен под аккомпанемент гармони, Дуняша вполне устроила режиссера Гарусова как исполнительница главной женской роли в пьесе.
Даже Маргариту Ефимовну уговорили выйти на сцену в качестве исполнительницы роли стряпухи. Правда, вся ее роль сводилась к тому, чтобы ударить тряпкой озорного тракториста, открывшего самовольно крышку котла, и сказать: «Куда ты нос суешь? Вот непутевый!» Несмотря на скромность роли, готовилась Маргоша к выходу на сцену с полной ответственностью. Она сотни раз репетировала перед зеркалом, а когда домой являлся Леонид, шлепала его полотенцем и кричала сердито: «Куда ты нос суешь? Вот непутевый!» И Леня отвечал словами веселого тракториста: «У вас, тетка Степанида, никакой деликатности нет в обращении с кавалерами». Потом добавлял уже не по тексту пьесы: «Ну тебя к шутам с твоими комедиями, собирай обедать». Но Маргоша приставала к нему и плаксиво тянула: «Ой, Ленечка, давай еще разок прорепетируем…»
Не нашли в гарнизоне партнершу Дзюбе для плясок. Вздыхали, вспоминая суматошную и разбитную подругу лейтенанта Захарчука. Та могла бы «отколоть» любой номер, но пойди-ка разыщи ее! Сам Захарчук не знает, где его Нинок…
Однако Гарусов вышел из положения, пригласив учительницу Глафиру Сергеевну. Танцевала Глаша изящно и легко. Даже Яков Миронович, продолжавший посматривать на самодеятельность косо, сказал как-то на репетиции с одобрением: «Вот стрекоза! Ну добра, пусть привыкает к гарнизону».
Гарусов, конечно, понял намек.
«Я НА ГОРКУ ШЛА…»
Ну и блинов напекла Зинаида Карповна! Пышные, мягкие, как вата, ноздреватые, они так и впитывали в себя сметану. Алексей не такой уж большой чревоугодник, но одолел-таки штук семь-восемь. Наверное, от тещиных блинов, будь они неладны, и овладело замполитом такое необычайно благодушное настроение. Хорошо, все идет хорошо!
«Поговорив» с Кузьмой, раскрывающим беззубый рот, снял с вешалки шинель. Теща заворчала:
— Опять в поход!.. Хотя бы полежал после обеда, работяга.
— Непривычен я валяться днем. Пойду в роту к своим орлам.
— Об орлах вся забота… А жену оставляешь без внимания — это ничего?
Собирая со стола, Тамара оглянулась.
— Ты, мама, скажешь!.. Как будто молодожены. Да и некогда мне. Сейчас надо письменные работы проверить, а там и занятия.
— Вот видите! — подхватил Алексей.
— Ну ладно, иди уж, — Зинаида Карповна легонько подтолкнула зятя к порогу, — не маячь тут.
На улице было тихо. Стоял один из тех зимних дней, какие часты в Прибалтике: и не подмораживает и не тает, и небо, как шторкой, задернуто сплошными полупрозрачными облаками. Невесомые снежинки медленно и плавно, почти не кружась в воздухе, оседали на землю. Дым из трубы над солдатской казармой сначала поднимался отвесно, затем, словно задержанный невидимой перегородкой, останавливался, расползался в стороны и таял.