Верный себе, майор Лыков делал все возможное, чтобы придать собранию побольше парадности: не часто ведь происходят такие события в маленьком отдаленном гарнизоне! Стол по его приказанию был накрыт не стареньким кумачом, а красным сукном, которое старшина Пахоменко доставал из каптерки лишь в самые торжественные дни. Над сценой ярко выделялся броский лозунг: «В жизни всегда есть место подвигу». Этот лозунг был написан за какие-нибудь двадцать минут — показал свою оперативность Яша Гуревич! Правда, Лыков предлагал написать так: «Привет герою-ветерану от наследников боевой славы!» Однако Званцев убедил его изменить текст лозунга.
Первое слово на собрании майор хотел предоставить все же начальнику политотдела, но Воронин предупредил его:
— Ведите собрание так, как обычно ведете. Считайте, что нас с Сергеем Петровичем здесь совсем нет.
И все же, открывая собрание, Яков Миронович торжественно провозгласил:
— Товарищи! У нас сегодня присутствуют высокие гости — наш бывший однополчанин Герой Советского Союза и Герой Социалистического Труда Сергей Петрович Безуглов, ныне председатель колхоза «Путь к коммунизму», Орловской области, и начальник политотдела подполковник Воронин Аркадий Игнатьевич. Давайте отрапортуем им, чего мы с вами достигли в учебе и службе, что у нас еще не доделано.
Насчет недоделок командир роты сказал так, для красного словца. Больше он имел в виду рапорты о достижениях. Недостатки? Они, конечно, есть в роте, не без них. Однако с недостатками можно разобраться потом самим, без гостей.
Сначала все шло чинно. Званцев по поручению командира коротко доложил об итогах социалистического соревнования в роте за неделю. Выходило, что на этот раз лучшие показатели не у операторов, а у радиотелеграфистов. Особенно отличилось отделение младшего сержанта Клюшкина. Лейтенант Фомин, слегка покрасневший от волнения, принимал переходящий вымпел, завоеванный его взводом; Клюшкин принимал вымпел, которым награждалось его отделение. К всеобщему удовольствию, вручал вымпелы Безуглов.
После этого, как обычно в конце собрания-летучки, Лыков обратился к собравшимся:
— Какие есть вопросы? Замечания?
И вот тут-то началось то, чего он не мог предвидеть.
Первым поднимает руку Клюшкин. Высказаться решает он не с места, как обычно, а с вымпелом в руке направляется к трибуне. По тому, как воинственно торчит светлый хохолок на его затылке, Яков Миронович догадывается: быть неприятности. Но что собирается отколоть задиристый Клюшкин?
Взмахнув красным флажком, Клюшкин ловко вскакивает на сцену и останавливается на ее краю — руки по швам. Смотрит он прямо перед собой, в зал, но одним глазком косится на президиум, где сидит начальство.
— Наш взвод и мое, к примеру, отделение, — начинает Володя, и уши его сразу становятся ярко-красными, под цвет флажка. — Ну… удостоены, значит, почетных вымпелов. Вот он, вымпел, у меня в руке. Мы, конечно, рады, что вышли в соцсоревновании победителями. Обещаем… Торжественно обещаем высоко держать честь радиотелеграфистов. Одним словом, в лепешку разобьемся, а вымпел обратно никому не отдадим. Вот!..
Клюшкин глубоко вздыхает, переводя дух — готовится ко второй, еще более ответственной части своей речи. Трудно Володе Клюшкину! Принимать радиограммы, даже в условиях самых сильных помех, значительно легче, чем выступать на собрании, когда тебя слушает сам начальник политотдела и герой-ветеран. И все же Клюшкин не отступит, выложит все, что думает. Он и раньше об этом говорил, но майор Лыков почему-то отмахивался. Пусть теперь еще раз послушает!
Сделав над собой усилие, чтобы смотреть только вперед, не поворачивая головы к президиуму, Клюшкин продолжает:
— Теперь насчет помех… Впрочем, нет, я не с того конца. Вот еще раз о переходящем вымпеле. Нам желательно… В общем, мы хотим заслужить его по-настоящему, а не так, чтобы вроде напрасно получить.
— Почему же напрасно? — нетерпеливо спрашивает Лыков, и сухие пальцы его непроизвольно отбивают по столу нервную дробь.
— Почему? — переспрашивает Клюшкин, сделав четкий полуоборот к президиуму. — Я скажу, товарищ майор, почему. Когда нам, радиотелеграфистам, дается настоящая нагрузка? Только во время дежурства на станции. Тут, верно, обстановка бывает похожа на боевую. И то далеко не всегда. Разве не правда? Правда! А во время обычных тренировок? Учебные радиограммы мы принимаем в спокойной обстановке, почти без помех — раз; корреспондент чаще всего сидит в том же классе, искать его в эфире нет необходимости — два; на запасную волну переходить тоже не приходится, потому что незачем — три. Ни заботы, ни труда, как говорится… Разве это дело? Не дело!