— Вы что-то хотели мне сказать? — спросил Алексей.
— Нет, ничего… — вздохнул солдат.
— Значит, мне показалось. А знаете, портрет рядового Безуглова вам удался. Видно, что простой, скромный паренек — именно такими и были настоящие герои.
Пальцы солдата, выдавливавшие из тюбика краску, на мгновение замерли неподвижно. Что это — неужели замполит прочитал его мысли?
После ухода старшего лейтенанта Гуревич внимательно присмотрелся к портрету прославленного воина-фронтовика. Удивительное дело: Безуглов чем-то неуловимо похож был на него, Гуревича. Такой же прямоносый, худенький и, должно быть, тоже немного робкий и застенчивый. Однако ж — герой!..
Работа над портретами фронтовиков, за которую Гуревич взялся не очень охотно, постепенно увлекла его, заинтересовала. Ему казалось, что он общается с живыми героями и от этого общения сам становится мужественнее, смелее и лучше.
Такое же чувство испытывал и Алексей, когда у себя на квартире готовился к лекции о героях полка. Он еще и еще раз перелистывал страницы истории части, и во всей своей суровой простоте вставали перед ним фронтовые будни, возникали образы скромных людей, пронесших несокрушимую бодрость духа сквозь все испытания — до светлого часа победы.
На страницы рукописи падал мягкий свет настольной лампы, прикрытой зеленым абажуром, а старший лейтенант отчетливо видел сырую землянку, коптящее пламя фитиля, вставленного в сплющенное горлышко гильзы снаряда, заскорузлые пальцы солдат, проверяющих перед боем оружие. Ему представлялся политработник, который под огнем врага, согнувшись, пробирается по траншее, и мокрая глина чавкает у него под сапогами. Из окопа в окоп перебегает он, и всюду ждут его появления. От него, фронтового политработника, тянутся к старшему лейтенанту Званцеву живые нити преемственности.
Как построить лекцию о героях? Над этим Алексею пришлось задуматься. Боевых эпизодов было очень много, и все интересные, поучительные. Что опустить и что оставить? Алексею хотелось на примерах убедить слушателей в том, что поступки героев всегда соответствовали духу Военной присяги, которую фронтовики свято выполняли. Но разве все это выскажешь за какой-нибудь час?
Поздно вечером на квартиру к Званцевым зашел Лыков. Алексей сидел над конспектом предстоящей лекции, Тамара перечитывала «Когда крепости не сдаются» и тоже делала выписки для себя. Яков Миронович удивленно остановился у порога.
— Кто сказал, что в наше время нет семейной идиллии? Тоже мне болтает народ!.. Вот она, идиллия — муж и жена культурно проводят досуг, работают, как говорится, над собой… Почему после отбоя не ложитесь спать, активисты?
Алексей пожаловался, что его беспокоит предстоящая лекция. И то хочется сказать, и другое. Яков Миронович молча перевернул несколько страниц истории части, отпечатанной на машинке.
— Козьма Прутков утверждает, — сказал он, — что нельзя объять необъятное. Зачем тебе сразу обо всем говорить? Ты не мудрствуй лукаво, а расскажи для начала… ну хотя бы о героях, которых Гуревич перерисовывает.
— А потом?
— А потом можно еще несколько лекций и бесед провести. И нельзя все хапать себе. Тоже монополист-захватчик! Мне поручи что-нибудь, Захарчуку, Пахоменко, Савицкому. Что Воронин говорил, помнишь? Надо актив привлекать, на практической работе людей воспитывать? А ты все сам и сам… Безобразие!
— Тома! — взмолился Алексей. — Меня командир избивает, помоги!
Тамара, прислушиваясь к разговору, отодвинула книгу.
— Помочь избивать тебя? С удовольствием! Предлагала я свои услуги побеседовать с солдатами о новинках советской литературы? Предлагала. А ты что? Промычал, что дело это хорошее, что поможешь организовать такую беседу, и позабыл. Как же тебя не избивать?
Алексей встал и поднял руки, чуть не доставая ими до потолка:
— Сдаюсь…
ДОБРОЕ ЗЕРНО
Возле гаража стоял газик с открытым капотом. Из-под газика торчали ноги в яловых сапогах — носками вверх. На голенища сапог были спущены замасленные штанины комбинезона.
Несколько минут сержант Савицкий наблюдал за ногами — они не шевелились. Впрочем, нет, шевельнулись! Левая нога, лежавшая под правой, теперь легла сверху. Савицкий направился к газику. Услышав шаги, человек под машиной заворочался, громыхнул о железо ключом.
— Ну-ка, Марченко, вылезь на минутку, — попросил Савицкий.
Водитель медленно и неуклюже выбрался из-под машины. Виновато и не очень дружелюбно посмотрел на секретаря комсомольской организации.