Временами Алексей начинал отчаиваться. Ему казалось: чем больше стараний с его стороны, тем хуже результаты. Как сухой песок в горсти: чем сильнее его сжимаешь, тем больше он просачивается сквозь пальцы.
— Алеша, неужели ты из-за каждого солдата всегда будешь так переживать? — спросила Тамара.
Он упрямо наклонил над столом лобастую голову. Надул щеки и медленно выпустил изо рта воздух.
— Буду, Тома, буду!
ОНИ ВСЕ РАЗНЫЕ
Чем ближе знакомилась Тамара с читателями библиотеки, тем больше убеждалась, насколько различны характеры и вкусы солдат, их интересы и запросы. Ей теперь казалось странным, как она, педагог по образованию, могла считать всех солдат похожими друг на друга. Форма на них, действительно, одинаковая — обесцвеченные солнцем гимнастерки, пилотки с алыми звездочками, ремни с медными бляхами. Но какие же они разные, эти солдаты! Как, например, не отличить добродушного и, словно ребенок, наивного Дорожкина от продувной бестии Шмелева? Как спутаешь нагловатого, самоуверенного, всегда ухмыляющегося Дзюбу с невозмутимым, суровым на вид Калашниковым?
Даже близнецы Ветохины, в конце концов, оказались не так уж схожи. Толя был более общительный. Он любил побалагурить, порассуждать о новостях, услышанных по радио, о последнем футбольном матче между «Спартаком» и «Динамо», о способностях рядового Клюшкина, который скоро должен возвратиться со сборов радистов, о матче между нашими и американскими шахматистами — мало ли о чем можно потолковать, опершись о барьерчик!
Из художественной литературы Толя предпочитал классиков, особенно интересуясь драматическими произведениями. Он всегда находился под впечатлением прочитанного. Одну и ту же пьесу он мог штудировать несколько раз. Часто, положив книгу на стол, начинал «представлять». Вот он величественным движением не надевает, а, словно корону, возлагает себе на голову пилотку с потемневшими от пота краями и трагически произносит: «О, тяжела ты, шапка Мономаха!» А как-то приложил вместе с книжкой ладони к груди и низко поклонился Тамаре:
— Как я счастлив, сударыня, что имею в своем роде удовольствие вас видеть.
Сначала Тамара рассердилась. Не слишком ли много позволяет себе Толя Ветохин? Но, сообразив, что он изображает Хлестакова, рассмеялась.
— Нам еще более приятно видеть такую особу, — томно сказала она.
«Особа» уставилась на библиотекаршу с таким видом, словно та произнесла страшное заклинание.
— Тамара Павловна! Да как же это вы помните?
— А вы?
— Так я только что прочитал. И то запомнил, может, всего две-три фразы.
В тот же день вся рота знала о том, что жена замполита наизусть знает «Ревизора».
Коля Ветохин в отличие от брата был скромнее, сдержаннее и очень любил лирические стихи.
— Ну как, понравился вам Щипачев? — спрашивает Тамара.
Солдат почему-то краснеет, гладит обложку маленького томика и отвечает шепотом:
— Очень! Такие стихи душевные!..
Сначала Тамара и отличала Толю от Коли только по их поведению да по читательским карточкам. Затем, присмотревшись, стала различать их и по внешности: у Толи и подбородок чуть-чуть поострее, и губы потоньше.
Обычно Ветохины приходили в библиотеку вместе. Но однажды между ними пробежала черная кошка — начали избегать друг друга. На расспросы Тамары оба мялись. «Ничего особенного, просто так…» Что за странности? Алексей, у которого она спросила об этом, многозначительно усмехнулся:
— Ничего, помирятся…
Оказалось, Толя дулся на брата. Чем же смирный Коля обидел его? Тем, что покритиковал на комсомольском собрании. Во-первых, он бичевал его за самоуспокоенность и зазнайство. Поместили портрет человека на Доску отличников, а он спустя какую-нибудь неделю отхватил тройку по специальной подготовке. Куда это годится?
С трибуны Коля в упор смотрел на Толю, ерзавшего на месте, и говорил, краснея и запинаясь от волнения:
— Разве так поступают комсомольцы? Эх ты!..
После собрания Коля подошел к брату, но Толя демонстративно отвернулся от него.
Как и при каких обстоятельствах произошло их примирение, какую роль в этом событии сыграли товарищи по службе, командиры, и в частности заместитель по политчасти, — все это Тамаре было неведомо. Так или иначе, примирение состоялось. Алексей первым обнаружил это из окна своей квартиры. Он пальцем поманил к себе жену и, кивая куда-то в сторону кустов шиповника, сказал: