— Ты же нашла себе занятие…
— Художественная самодеятельность? Ну ее к черту! Когда я просто пою или танцую с солдатами — ничего, а как вспомню, что это общественная работа, а не развлечение, так вяну, как вот эта травка.
— Чего же тебе хочется?
— Сама не знаю… Непутевая все-таки я. Зачем ты меня притащила сюда? Просторной жизни хочу я, чтобы птицей свободной быть — вот чего я хочу!
— Птицей!.. — укоризненно покачала головой Тамара. — А ты знаешь, что птица тоже гнездо себе вьет, пищу добывает, птенцов выводит?
— Ты не можешь без агитации… Давай лучше споем.
И, не дождавшись согласия Тамары, затянула:
Хорошо поет голосистая Нина — на весь лес эхом разносится грустная песня. Тамара слушала, слушала и тоже запела.
…Братья Ветохины отличились в кроссе, оба уложились в нормы второго спортивного разряда. Майор Лыков, который был главным судьей соревнований, поздравил их и разрешил отлучиться на речку.
Они шли к Вилюшке напрямик, лесом. Поясные ремни и гимнастерки несли в руках. Вдруг братья услышали женские голоса.
— Тамара Павловна с Ниной, — определил Толя.
— Вроде они, — согласился Коля.
Осторожно выглянули из-за куста можжевельника. На поляне, обнявшись, сидели Тамара и Нина. Покачиваясь в такт песне, они тянули «Тонкую рябину».
КИРПИЧИКИ
Песок, песок и песок… Чуть свернешь с деревянного настила — и ноги вязнут в пыльном песке. Сапоги можешь чистить сто раз в день — все равно бесполезно. Машине и три не сладко. Едва выведет Марченко из гаража свой газик, как он начинает надрывно выть и буксовать в песке.
Зашел однажды старший лейтенант Званцев в кабинет к командиру роты. Сумрачно взглянул на свои хромовые сапоги и сказал:
— Кончать надо, Яков Миронович, с этой дьявольской Сахарой.
Лыков почему-то был не в духе. Нервно пробарабанил по краю стола, словно аккорд взял.
— Это что, — насмешливо спросил он, — ночная кукушка свой директивы дает?
— Кукушка, не отрицаю, воздействовала, — признался Алексей. — Но и мы с вами, Яков Миронович, свою голову имеем. Разве не ясно, что в благоустроенном городке жить и работать приятнее? Пожалуй, и настроение реже портилось бы.
— Давай, замполит, без намеков… А с этой затеей ты зря. Тоже мне трест коммунального хозяйства! Нет у меня рабочей силы для того, чтобы мостовые строить и газоны разбивать.
— У нас целая рота.
— Роту не трогай. Не могу я отрывать солдат от занятий. Генерал Дремин указывал на недостатки в учебе и службе, а мы… Да ты что, сам, что ли, этого не разумеешь?
— Разумею. Но солдаты учатся и несут службу не двадцать четыре часа в сутки.
— Значит, за счет отдыха? Не тебе бы, политработнику, это говорить и не мне бы, командиру, слушать. Не пройдет этот номер. Твой же подполковник Воронин меня за кадык возьмет.
Званцев терпеливо гнул свою линию, и командир роты наконец высказался более откровенно:
— А на кой черт нам нужна эта самодеятельность, Кузьмич? Есть военные строители — пусть они нам и мостят. Зачем у них хлеб отбивать?
— Во-первых, на такие пустяки военных строителей не пошлют, — Алексей начал сердиться и поэтому выкладывал свои доказательства с подозрительной невозмутимостью, — во-вторых, если б и дали, мы сами должны отказаться от них.
— Почему?
— Потому, что это было бы не по-государственному, не по-партийному. Мы так дойдем до того, что потребуем, чтобы военные строители нам пол в казарме подметали…
— Ну, знаешь!..
Давая понять, что разговор на эту тему окончен, майор снял телефонную трубку и потребовал, чтобы его соединили с первой локационной установкой.
— Захарчук? Вот что, товарищ Захарчук: поторопись с профилактическим осмотром станции. К началу ночных полетов чтобы как часы! Что? Ничего, ничего, пусть дает напряжение после проверки каждого блока. Нашел время фильтры менять!..
Свой разговор с командиром роты Званцев передал жене. Та почему-то решила, что и Алексей разделяет мнение Лыкова.
— Ну и хорошо! — вспылила она. — Не беспокойтесь, мы не поломаем вашего распорядка дня. Мы сами будем и кирпич готовить, и дорожки мостить, и двор дерном покрывать. Понимаешь: са-ми!
— Кто же это «мы», позвольте узнать?
Вопрос был задан тем снисходительным тоном, который Тамаре казался до крайности обидным. Она гордо подняла голову, ответила с вызовом: