Своими выкладками она не осмелилась поделиться с соседками. Зачем расстраивать? Нина считала чуть ли не подвигом то, что сделано.
— Две сотни! Две сотни! Ура офицерским женам! Ура нашему десятнику! Теперь веди нас на речку, Томка! Купаться! Купаться!
После купания проголодавшаяся «мастеровщина», как выразилась Ольга Максимовна, развязав предусмотрительно захваченные из дома узелки, раскрыв сумки и чемоданчики, приступила к еде. И до чего же оказались вкусны сваренные вкрутую яйца, красные помидоры и малосольные огурцы! Даже хлеб, обыкновенный ржаной хлеб, и тот был слаще всяких пирожных и тортов.
После «перекуса» снова приступили к работе, но производительность труда в бригаде постепенно упала до нуля. Нина заинтересовалась бабочкой с красивыми разводами на крыльях и, как ошалелая, носилась по поляне, чтобы поймать ее; Маргоша на четвереньках отползла подальше в холодок, свалилась на траву и заявила, что она «вся вышла». Марья Ивановна заволновалась и заохала, беспокоясь за Светланку. Какое упущение, что не разбудила ее и не взяла с собой! Разведет Янька керогаз и уйдет. Светланка начнет баловаться — и дом спалит, и сама пропадет… У Ольги Максимовны была иная забота: рассвирепеет Николай Иванович, ох рассвирепеет!.. За последнее время он — тьфу, тьфу! — сильно подобрел к жене, но зачем снова гнев у человека вызывать?
Очень боялась Тамара, что ее затея провалится. Вот поднимется сейчас Марья Ивановна: «Хватит, лапушки, пора до дома». А за нею остальные потянутся.
— Девочки, возьмите себя в руки, — просила Тамара. — Надо сделать, как договорились, надо выдержать. Понимаете: вы-дер-жать!
И они выдержали, не возвратились домой к обеду. Пусть похозяйствуют там без женщин!
Когда солнышко достигло небесного потолка и покатилось под уклон, прибежала к развалинам Светланка — грязная, непричесанная. Мать была рада несказанно, но принялась ее журить за то, что она одна пустилась в путешествие по лесу.
— В кого ты у меня такая отчаянная, егоза! Повстречался бы волк и слопал тебя. Ух ты, непутевая!
— Я Красная Шапочка и не боюсь волков, — бойко ответила Светланка. — Папка меня сам отпустил. Говорит, беги, дочка, тащи их домой.
— Ругался? — поинтересовалась Ольга Максимовна.
— А то нет!.. И ваш дядя Коля ругался. Ему с керогазом не хотелось возиться.
Светланка почувствовала себя в центре внимания. Это льстило ее самолюбию. Важно рассказывала она о том, какой дома творился трам-тарарам. Еще бы: у отца обуглились на сковородке котлеты, дядя Леня свалил нечаянно полку с посудой. Но самое интересное и смешное получилось у дяди Коли: вместо соли он всыпал в борщ полгорстки соды.
— Ой, что было! — Светланка по-взрослому всплеснула ладошками. — Как зашипит у него в кастрюле; как запенится! Дядя Коля дует, аж усы шевелятся, а борщ бежит через край — вот потеха!..
— А у нас на кухне была? — спросила Тамара.
— А как же! — ответила Светланка. — Я везде посмотрела: интересно, как дяди готовят.
— Ну и что у дяди Алеши? Ничего не случилось?
— Случилось, тетя Тома! Дядя Алеша кипяток из чайника наливал в стакан, а донышко у стакана тюк — и отвалилось. Кипяток полился на гимнастерку дяде Алеше, на брюки…
Тамара усмехнулась: ничего, ничего, все идет как по нотам. И завтра женщины уйдут, «на кирпичи», и послезавтра. Авось проймет товарищей офицеров, авось возьмутся за благоустройство военного городка.
Светланкиной информацией лишь Нина осталась недовольна. Собственно, она и согласилась пойти на кирпичики только потому, что очень уж ей хотелось досадить своему Григорию. А ему хоть бы хны! У всех мужья как мужья: обед кое-как разогревали, кипятком обваривались, а этот поел всухомятку. Он вроде даже доволен, что жена весь день пеклась на солнце, кирпичную пыль глотала. Сидит себе на крылечке да посвистывает. Ну подожди, черномазый! Раз уж все солдаты болтают, что жена у тебя психопатка, пусть так оно и будет! Ты у меня посвистишь!..
Домой женщины возвратились под вечер. К своему удивлению, никакого трам-тарарама в квартире Тамара не обнаружила. В комнате было чисто подметено, цветы политы. У зеркала — к нему, по расчетам Алексея, жена обязательно должна подойти — лежала записка:
«Товарищ бригадир! Чтобы не остыл обед, я завернул его в старое одеяло и прикрыл ватником. Ешь и отдыхай. Я задержусь в роте. Домашний хозяин».
Вслух, как будто Алексей находился здесь же, в комнате, сказала:
— Ты со мной не заигрывай, товарищ домашний хозяин, не заигрывай! Я заставлю тебя кирпичиками заняться!