— Зачем ты явилась, безумная? Ты же знаешь, что…
— Что ты ожидаешь невесту? Все знаю, мой мальчик, все понимаю… Однако сердцу не прикажешь… Но я… я не буду тебе мешать. Навсегда оставлю тебя в покое. Лишь один вечер… Разве много прошу? Сегодня мои именины. Забыл? Поедем ко мне! Ты слышишь? Поедем!
— Сейчас?
— Да, сейчас, немедленно! А потом расстанемся навсегда… Потом встречай свою кантемировскую невесту.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, мой мальчик, я все знаю!.. Поедем!
— Переодеться надо бы…
— Не надо! Может, начальства боишься?
— Я боюсь? Никого я не боюсь! Подожди меня здесь, я сейчас…
Через несколько минут он на мотоцикле вырвался из ворот городка. Усаживаясь на второе седло позади него, Кармен попыталась снова закутать его своей шалью. Нетерпеливым движением плеча он сбросил шаль.
— Сама накрывайся. У меня и так душа горит… Эх, будь что будет!
Он с места дал полный газ, и сильная машина рванулась навстречу ветру. Не чувствуя пронизывающего холода, Крупеня несся в промозглую осеннюю мглу. Ветром относило назад его волосы, тонкое полотно костюма трепетало и, словно мокрое, липло к телу.
А позади Крупени цепко держалась Кармен. Она неотрывно смотрела на его русые, развевающиеся кудри. Он чувствовал ее жадный взгляд, и казалось ему, что к его затылку приставлен заряженный пистолет.
Все равно!
ОСЕННЕЕ НЕНАСТЬЕ
К автобусной остановке встречать Дуняшу Березкину вышли все женщины гарнизона. Девушка была смущена и растрогана такой сердечной встречей: она ожидала увидеть здесь только тетю Олю.
Смущение Дуняши усиливалось оттого, что она не знала, как называть женщин. Правда, в письмах и Анатолий и Ольга Максимовна сообщали ей кое-что о ее будущих соседках, и она теперь догадывалась, кто каждая из них. Например, вот эта небольшая голосистая толстушка, должно быть, и есть Марья Ивановна Лыкова, майорша. Высокая брюнетка, похожая на грузинку, очевидно, не кто иная, как Тамара Павловна, жена замполита. А кто эта вот смазливая с завитой челочкой на лбу? Да это ж Нинок, о которой тоже писал Анатолий!
Не угадала Дуняша только Маргариту Ефимовну Фомину. Характеристика, которой наделил ее Анатолий, мало соответствовала тому, что было налицо. Вместо хмурой, полусонной женщины с обрюзгшим лицом чемодан Дуняши подхватила молодая, дородная и, как видно, добродушно-простоватая дама.
Тетю свою, Ольгу Максимовну, Дуняша не помнила и знала ее только по фотокарточкам. Она рассчитывала встретиться с разбитной, отчаянной женщиной. Еще бы: огни и воды прошла тетя Оля на фронте! В действительности она была совсем не такой, как рисовалась в воображении. Рядом с Дуняшей, припадая на одну ногу, шла тихонькая, невзрачная женщина. Робко, словно стесняясь, прикасалась она смуглой рукой к плечу племянницы и повторяла:
— Вот какая ты у меня, голубушка!..
Больше и охотнее всех говорила Марья Ивановна. Так и сыпала она горохом:
— Прилетела ласточка сизокрылая… А мы тебя ждали, а мы тебя ждали!.. Приедет, Дуняша, думаем, и все, глядишь, образуется, пойдет как надо. Ну ничего, лапушка, поживи у нас, погости. Все мы люди живые, чего с кем не бывает, мои хорошие. Самое главное, духом никогда не падай. Вот так!.. Может, и совсем останешься у нас в Малых Сосенках. Живем мы дружно, хорошо…
Женщины не договаривали чего-то самого главного, и это сразу поняла Дуняша. Предчувствие недоброго сжало ей сердце. Почему никто из женщин ни словом не обмолвился об Анатолии? Что за намеки высказывала Марья Ивановна? И почему Анатолий сам не встретил ее у автобусной остановки?
Дуняша была прямой и непосредственной, как ребенок. Она не умела хитрить, не умела скрывать свои чувства и переживания. Остановилась посреди дороги, испуганно спросила:
— Что с Толей?
— Не волнуйся, лапушка, ничего особенного… — сказала Марья Ивановна.
Странные намеки лишь усиливали тревогу девушки.
— Что с ним?
Скрывать то, что произошло, было нельзя. Тамара взяла Дуняшу под руку.
— Разбился Анатолий на мотоцикле — вот что. В госпитале он лежит, в Солнечном.
— Ой!.. Сильно разбился? Живой?
— Живой, живой.
— А я была в Солнечном и не знала… Как же это случилось-то?