— В дерево нечаянно врезался.
Тамара не хотела сразу рассказывать Дуняше о всех обстоятельствах несчастья Крупени. Это сделала Нина. Забежав вперед и продолжая семенить как-то бочком, она вся извивалась, дрожала от непонятного озлобления и выкрикивала исступленно:
— Нечего дипломатию разводить! Надо всю правду… Пусть все знает! К любовнице ездил ночью твой жених. Вот! Спьяну налетел на дерево. Катил в одной рубашечке… А ее арестовали в ту ночь — при нем же!
— Замолчи, безумная! — тряхнула ее Тамара.
— Не нравится? — истерично захохотала Нина. — Ишь ты, не нравится, когда правду говорят!.. Да, от скуки бегал Анатолий к своей Кармен! А ты, Дуняша, думала, что он святой? Дураки святыми бывают, а умные живут в свое удовольствие!
Тамара снова тряхнула ее за плечо. Под ее негодующим взглядом Нина вдруг завяла.
— Уж лучше сдохнуть, чем так жить… — пробормотала она, затихая.
Некоторое время женщины шли молча. Дуняша казалась совсем спокойной, только уж очень неподвижен был ее взгляд, устремленный в пространство. «У Анатолия была любовница…» — думала она. Разве мог он обманывать ее, Дуняшу? Это какое-то недоразумение. Но об этом потом, потом. Он сейчас лежит в госпитале, может быть, умирает…
Между соснами, левее колхозного поселка, показалась солдатская казарма, маленькое, сложенное из белого кирпича здание электростанции, похожее на белый кубик, офицерские домики, радиолокатор на бугре.
Возле танцевальной площадки, мимо которой пролегала тропинка к офицерским домикам, женщин встретил старший лейтенант Званцев. Безмолвно, одним взглядом, он спросил у Тамары: «Знает?» Она еле заметно кивнула головой: «Да, все уже знает».
Познакомившись с Дуняшей, Алексей сказал, что несколько минут назад разговаривал по телефону с начальником госпиталя — положение Анатолия тяжелое: сотрясение мозга, поврежден позвоночник… Дуняша с тоской оглянулась на дорогу.
— Я сейчас туда… Может, успею к обратному автобусу.
— Успокойтесь. Мы через полчаса поедем в Солнечное на машине.
Отправились вчетвером: Дуняша, Алексей, Ольга Максимовна, за рулем Семен Марченко. Лыков, хмурый, но, как всегда, тщательно выбритый и подтянутый, махнул вслед рукой.
— Ну, ни пуха вам, ни пера!..
…По длинному, словно метро, коридору военного госпиталя неслышно скользили озабоченные медицинские сестры. Шмыгая шлепанцами, неторопливо шел стриженый человек в коричневом фланелевом халате.
Дуняше издали показалось, что человек в коричневом халате и есть Анатолий. Дрогнуло сердце: конечно, он, только без кудрей. Однако вблизи человек оказался совсем не похожим на Анатолия: он был и ростом выше и лицо какое-то одутловатое.
Старшая сестра отделения была недовольна настойчивостью, с которой посетители «прорывались» к больному в неположенное время. С укором сказала:
— Ваш в девятнадцатой палате. Лежачий он — очень тяжелый, а вы…
Не закончив, она сердито покосилась на посетителей: бестолковый, мол, вы народ.
Дуняша жадно всматривалась в эмалированные таблички на дверях палат: 13… 14… 15… Вот наконец и девятнадцатая палата. Не успели к ней подойти, как оттуда выбежала молоденькая встревоженная сестра. Не обращая внимания на посторонних, она метнулась к старшей сестре:
— Надежда Степановна, больному Крупене совсем плохо!..
— Бегите за Борисом Кондратьевичем! — приказала ей старшая сестра. Холодно взглянула на посетителей:
— А вам, любезные, придется возвратиться. Не могу я вас допустить. Куда вы, куда?!
Но было поздно: Дуняша распахнула дверь и вихрем ворвалась в палату. Там было семь коек. Из этих семи взгляд ее мгновенно вцепился в одну — ту, что стояла в самом углу, возле окна. Человек на койке лежал лицом к стене — неподвижный, весь в бинтах. Дуняша упала перед койкой на колени.
— Толя, родной!..
Больной резко повернулся на спину, со стоном раскинул в стороны руки. Медленно поднял тяжелые веки и просто, словно не разделял их год разлуки, сказал:
— Ты, Дуняша?.. Ну вот, видишь… Прости!.. Я пойду… На корнях трясет…
Последние слова он проговорил уже в бреду, с закрытыми глазами.
Чьи-то руки мягко, но настойчиво оттаскивали Дуняшу от койки, кто-то свистящим шепотом неизвестно за что ругал и упрекал ее — она ничего не чувствовала, не понимала.
…Лейтенант Анатолий Крупеня покончил расчеты с жизнью на второй день после приезда невесты.
Тяжелым кошмаром остались для Дуняши похороны. В ненастный осенний день под залпы винтовок зарыли в землю человека, ставшего для нее самым родным. А первая девичья любовь, светлая и чистая, осталась в сердце… Что с ней теперь делать? И как же неуютно и холодно стало на белом свете!..