Пиратство – это ведь не просто выход в море с целью нажиться на проплывающих мимо купцах. Это целая философия, можно сказать – мечта, фантазия родом из детства о далёких неизведанных берегах и бесконечных захватывающих приключениях. Именно поэтому все они, скованные рамками Кодекса, были на самом деле свободны, как никто другой – свободны от крови и излишней, ненужной жестокости, вольны жить в мире, полном веселых вечеров, далёких странствий и переплетённых сеткой красивых легенд. Мечта была мечтой, чистой и незапятнанной. Ну, разве только совсем чуть-чуть, крохотной красной капелькой – всё же пираты есть пираты.
Они ведь, чтоб ей на месте провалиться, даже с флотом дружили.
Мэри сняла картошку с огня, поставила на стол прямо в сковородке, решив всё-таки тарелку не пачкать, и села есть, подцепляя вилкой поджаренные брусочки. Хорошо, что Роута нет рядом: он бы непременно попросил поделиться, проклятый идиот. Всё ей испортил: когда-то убивала морячков, как Кодекс разрешает, и не парилась, а как с ним, тогда ещё лейтенантом, познакомилась – всё, больше не смогла. Испортил, зараза такая, мировоззрение, чтоб ему вечно икалось! Впрочем, она и до сего казуса не была особенно жестокой, лишних жертв избегала, как могла. Зачем глушить людей за их работу, в чём мальчишки с девчонками виноваты? Эту позицию разделяло большинство пиратов её поколения, так что, если копнуть – можно было обнаружить, что почти каждая команда имеет во флоте так называемых «заклятых друзей», которых вечно пытается ухлопать, но каждый раз кончает дело совместной пьянкой. Были такие приятели и у неё, чего только стоит греванский капитан…как же его звали…а, неважно. Отличный был мужик. Жаль, больше им не встретиться.
А Роут…Роут был особенным среди особенных. Мэри ухмыльнулась, подцепляя вилкой кусок дикого лука и вспоминая их последнюю встречу – работали вместе против общего врага, борт в борт, рука к руке. Ему она доверяла безусловно. Между ними было что-то, какое-то чувство, от которого во все стороны летели искры невидимого, но ощутимого, осязаемого огня: чувство, заставлявшее проклинать друг друга иронично одинаковыми выражениями, в запале желать смерти, а затем целовать и упрашивать в следующий раз быть осторожнее. Энни как-то назвала это чувство любовью.
Пожалуй, теперь, каждый день вспоминая придурка в фиолетово-белом плаще, Мэри была согласна.
Раньше вообще всё было по-другому. Жизнь подчинялась воле лазурных волн и ветров, жажде новых открытий и загадочных земель. С деньгами тоже проблем никогда не возникало: на пропитание себе и команда хватало всегда, а большего никто и не требовал. Они занимались поиском старинных кладов, многие из которых захоронил ещё сам Роджер, исследованием неизвестных территорий – Никса часто писал по результатам этих изысканий научные статьи и рассылал в авторитетные журналы – битвами с другими пиратами и флотскими и просто жили обычной жизнью. Дружили, враждовали, ругались и мирились, мечтали и исполняли. Да, то было время мечтателей - время тайн, мифов, что были доказаны и стали реальностью, и реальности, развенчанной, как миф. Время, когда каждый день мог несмотря ни на что называться счастливым.
Никто и не думал, что привычный уклад может переломиться – а он утекал незаметно, словно песок, сочась сквозь пальцы. Паршивые овцы, игнорирующие Кодекс и ранее изредка встречавшиеся на море, стали множиться и наглеть, нарождаясь и расходясь, как яд пустынных пауков по отравленному телу. Их били нещадно, как и прежде, ни о чём толком не задумываясь и тем самым совершив роковую ошибку: пропустив момент, когда стало уже слишком поздно. «Новые» сражались иначе, применяли незнакомые стратегии и росли буквально на глазах, появляясь снова и снова, будто со дна морского. Их наглость, хитрость и страсть к золоту поражали своими масштабами, а молодость играла на руку, мешая таким, как Мэри, противостоять полноценно: ведь им всем было уже под сорок. Они нуждались во времени, чтобы что-то придумать и подготовиться, но не имели и лишней секунды. Всё происходило слишком быстро.
Впервые подозрение, что победа не будет лёгкой, закралось у Мэри после того, как погиб их юнга. История вышла тогда простая – она и сейчас, накалывая на вилку гриб, отлично представляла, как команда топит вражеский корабль и, повинуясь Кодексу, выводит с него вихрастого мальчишку, поднимает на борт, наблюдая, как капает с него на палубу чужая кровь. Будь её воля – всыпала бы пацану по первое число, да только Кодекс гласит о детской неприкосновенности. Вот и пришлось, скрипя зубами, запереть в трюме, чтобы посидел да подумал о своём поведении, пока от него не избавятся в ближайшем же порту.