Одновременные и такие противоположные ответы прозвучали, ещё больше запутав Майкла. Он прочистил горло и представился, хотя непрошенные гости наверняка знали к кому они ворвались.
— Майкл Хоуп. Работник фонда музея округа и...
— И писатель-недоучка.
— Спасибо, мы знаем кто ты.
Разговор не клеился, рождал больше недосказанностей и вопросов, чем раскрывал причину присутствия этих двоих в доме Майкла.
— А ты ведь решил, что мы грабители, так? И даже сейчас уверен, что мы обнесём твой пряничный домик, верно?
Что мог он подумать? Одновременное появление, слаженность движений и фраз, явное знакомство до сегодняшнего дня, отчетливо улавливаемое сходство между собой. Брат и сестра.
— Неа! Не угадал! — парень сморщил нос и довольно хрюкнул.
Не хватало, чтобы эти двое читали мысли Майкла!
— Не будь таким читаемым, скрывай то, что дорого, но выставляй напоказ то, что готов бесплатно отдать. Лги искренне, ну же!
Майкл Хоуп знал кто, когда и кому говорил это! Он сам придумал и напечатал эту фразу буква за буквой! А эти двое продолжали издеваться над ним! Майкл привстал, отпрянув от чайного столика и парочки негодяев, словно приготовился перепрыгнуть диван и дать деру.
— Кто вы такие?! Что вам от меня надо?! Вы не фанаты моей книги!
— Неа, не фанаты, скорее наоборот.
Молниеносное движение рукой, и Майкл опять оказался припечатанным к дивану, а над ним навис парень так близко, что мистер Хоуп заметил каплю пота, прокладываюшую дорожку по виску незнакомца.
— Мы те, кого ты убил, подонок, — голос девушки перешел на высокие ноты и зазвенел.
— Семь раз! Сегодня твоя очередь.
Вот так и произошло их знакомство.
***
2
Тим не отмечал день своего рождения по двум причинам. Во-первых, теперь он не был уверен, что родился именно в эти число, месяц и год. Во-вторых, свои предполагаемые восемнадцать Тим Олбани запомнил на всю оставшуюся жизнь.
У него была обычная средняя семья, как у всех в округе. Отец протирал штаны в страховой компании и, делая вид, что устал, сваливал всю домашнюю рутину на жену. Мать моталась по дому, пыталась воспитывать Тима и младшую дочь Сьюзан, два раза в неделю "выходила в люди", как она выражалась. То есть, на воскресную службу в протестантскую церковь и в клуб домохозяек.
Тиму и в голову не приходило, что в его семье есть тайны.
В день совершеннолетия Тиму Олбани выдали его документы, сумку с вещами и номер счета в банке, где его ожидали небольшие, но личные, сбережения.
— Пожалуйста, пойми нас правильно, мы выполнили все обязательства перед попечительским советом округа, за последний курс в колледже мистер Олбани внесет нужную сумму. Но..., — миссис Олбани опустила глаза. — Но Тимоти, теперь это только твоя жизнь.
Кто из юных не мечтал покинуть родительский дом и отправится в свободное плавание? Только явно не таким образом.
Тима взяли под опекунство, когда он был младенцем. Все подарки, одежда, образование оплачивались из фонда. За него получали вознаграждение. Зарплату. У него нет больше дома, родителей.
— Нам надо позаботиться о Сьюзан, а ты...
— Прощайте.
Он больше не вернется сюда ни разу, не пришлет открытку на День Благодарения, нет. Тим закрыл эту дверь раз и навсегда. Без обид и ожиданий. Без ненужной никому благодарности.
Долгие годы Тим Олбани будет мечтать о своем настоящем доме, не возвращаясь к опекунам и не пытаясь искать тех, кто от него отказался когда-то. Его предали дважды. Он запомнил.
Шли годы, шла жизнь. Тима мотало из стороны в сторону. Он был резок, нетерпелив, рвал связи и жег мосты безоглядно, ввязывался в тухлые авантюры и, как-то осел под подпиской о невыезде на несколько месяцев.
Всегда любил читать, да недосуг было, а тут самое время. Наугад выбрал, что полегче - сказочку. И мир перевернулся.
***
Жизнь старой девы похожа на молоко, сначала сбежавшее, а потом выкипевшее. Вот-вот, сейчас-сейчас: пенка ожиданий уже запузырилась и поднялась, должно произойти нечто, называемое счастьем...
И чуть помедлила, чуть растерялась, отвлеклась, занялась чем-то важным для других и... Убежало твое счастье вместе с годами, оставило прогорклый запах и пустую кастрюльку.
Элли даже кошку не завела, не рассадила на подоконнике герань и примулы. Это совсем уж было бы печально. Ушли давно все те, кто знал ее молодой хорошенькой девицей. Выросли племянники и дети племянников, разлетелись в разные концы.
Тетя Элли осталась одна.
Не вышивала, не вязала больше - руки стали болеть. Не ходила на собрания при церкви - там пахло валерианкой, пылью и тыквенным пирогом. Фу, нет! Раз в неделю топала Элли на почту, чтобы отправить открытки далеким родственникам, больше как напоминание, что еще жива. Заходила в аптеку, чтоб угоститься цветными драже и выпить чаю с женой аптекаря.