С ребятами-футболистами часто выезжали за город легкоатлеты — ученики Веры Ивановны — вместе со своей руководительницей, пловцы и кое-кто из взрослых — друзья Вячеслава Николаевича.
Непременным участником «четвергов» была и Аленушка. Мальчишки, вообще-то не очень склонные возиться с малышами, приносили ей из лесу алые кисти рябины для бус, жолуди, ловили для нее жуков, бабочек, забирались в реку, чтобы достать для Аленушки камышовые трости с продолговатыми, словно бархатными, шишками на конце.
Девочка принимала все подарки с весьма серьезным видом и обязательно говорила «благодарю!». Не «спасибо», а именно «благодарю», и это «взрослое» слово звучало в ее устах удивительно смешно и странно.
Иногда спортсмены уходили далеко от станции, Аленушка уставала шагать, и ребята охотно по очереди несли ее на закорках.
Вылазки за город не вполне устраивали Вячеслава Николаевича. Он мечтал отправиться со своими учениками в большой многодневный туристский поход. Однако, пока это оставалось лишь мечтой. Ленский был очень занят, а главное, — окрестные леса еще не были освобождены от мин.
…В нынешний четверг ребята, как и обычно, высадились из поезда в Келомяках. За день набегались, накупались, наигрались вдоволь. Метали гранату, прыгали в длину и высоту, готовясь к сдаче норм на значок БГТО.
Вечером все отдыхали, сидя и лежа у костра. Длинные язычки пламени с веселым треском лизали сухой валежник. Иногда вверх взвивался высокий сноп искр, из полумрака выступали мохнатые лапы елей, верхушки молодых сосен.
Виктор Хохряков, сидя у костра рядом с Аленушкой и Верой Ивановной, рассказывал, как он нашел в лесу гнездо. Птенцы высовывали из него маленькие головки с большими раскрытыми ртами, а папаша с мамашей приносили им букашек и червячков, всовывали в клювы всем поровну и снова улетали. Рассказывал Виктор плохо: вяло и скучно.
— Вячеслав Николаевич, — жалобно сказал Вася Карасев. — Расскажите вы что-нибудь…
— Расскажите, Вячеслав Николаевич, — дружно поддержали ребята.
— Хватит! У меня уже горло заболело, — отбивался Ленский. — Я вам сегодня целый десяток историй выложил… Пусть вам лучше расскажет что-нибудь Вера Ивановна…
— Правильно! Расскажите, Вера Ивановна, — закричали со всех сторон.
Вера Ивановна села на пень возле огня, сложила руки на коленях, подумала и начала:
— Бомбежка застала нас в степи.
Ребята сразу насторожились.
— В машине, кроме меня, сидели шофер и случайный попутчик — невысокий, плечистый лейтенант, «проголосовавший» на перекрестке, — продолжала Вера Ивановна. — Лицо лейтенанта казалось мне знакомым. Но где мы встречались я не знала, а расспрашивать было неловко.
В начале войны я, как и многие студентки нашего Института физкультуры, поступила на курсы медсестер и была направлена во фронтовой госпиталь. Скажу откровенно, — Вера Ивановна улыбнулась и провела ладонью по волосам, — была я совсем девчонкой, человеком гражданским, необстрелянным, и, впервые попав во фронтовую полосу, здорово робела, хотя не подавала виду.
Немецкие самолеты штурмовали невдалеке позиции 7-й дивизии. Но один вражеский самолет вдруг свернул в сторону и пошел над пустынным степным шляхом, по которому мчалась наша машина.
Шофер резко затормозил, и мы втроем выскочили на дорогу. Самолет стремительно приближался.
Как назло, поблизости не было ни ямки, ни бугорка — однообразная, гладкая, как стол, степь с выжженной солнцем травой.
Лейтенант быстро побежал в сторону от дороги и плашмя кинулся на траву. Я и шофер шлепнулись рядом с ним на твердую, как камень, землю.
Прерывисто воющий самолет был уже над нами. Повернув лицо к небу, я видела, как он с ревом пикирует на одиноко торчащую посреди дороги машину. Вдруг от брюха самолета оторвались две черные капли. Все увеличиваясь, бомбы летели вниз, но не на машину, а прямо на нас.
— Лежи! — тихо, но грозно скомандовал лейтенант.
Нас было трое, но он почему-то командовал так, словно обращался только к одному из нас, и, казалось, — именно ко мне.
Больше всего на свете в эту секунду хотелось именно не лежать, а вскочить и бежать, мчаться, куда глаза глядят, подальше от этой неумолимо приближающейся смерти.
Я знала: бежать — безумие, самоубийство. Далеко убежать все равно не успеешь, и осколки бомб наверняка поразят тебя. Но тело само, не слушаясь меня, пыталось оторваться от земли. Оно судорожно напряглось, будто готовясь к прыжку.
— Лежи! — хрипло и зло крикнул лейтенант и, словно не доверяя моим нервам, крепко схватил меня за хлястик шинели.