Дома у Вячеслава Николаевича был целый «живой уголок»: птицы, рыбы, еж и собака. Бабушка ворчала: из-за этой живности грязи не оберешься и «дух» тяжелый. Но Вячеслав Николаевич и Аленушка не давали в обиду своих «зверят».
Аквариум Вячеслав Николаевич смастерил сам из толстого стекла. Внизу устроил настоящее морское дно: мелкий белый песок, зеленые извилистые водоросли и даже подводный грот. Рыбки были редкостные, очень красивые, но капризные и любили тепло. Под дном аквариума Вячеслав Николаевич скрытно пристроил две электролампочки: они согревали воду и создавали необычное, таинственное освещение.
Но недавно лампы перестали гореть. Аленушка хныкала, тревожилась, что рыбки замерзнут. И вот сейчас Вячеслав Николаевич торопился сдержать свое слово: исправить повреждение.
Чтобы не замечать, как медленно тащится трамвай, Вячеслав Николаевич вынул из чемоданчика книжку и углубился в чтение. Соседи-пассажиры с удивлением поглядывали на него: солидный мужчина с золотой звездой Героя и вдруг так внимательно изучает детскую книжонку с яркими большими картинками. Вячеслав Николаевич не видел этих взглядов. Он вообще любил читать, особенно — исторические романы. Но, начав работать в детской спортивной школе, он сразу убедился, что совсем не знает детской литературы. В первый же день, когда его ученики заспорили о «Двух капитанах», Ленский почувствовал себя очень неловко. Он тотчас решил: надо прочитать самые лучшие детские книги. И теперь усердно читал Гайдара и Кассиля, Маршака и Пантелеева, Катаева и Бианки.
…Взволнованные и огорченные, возвращались Коля и Валерий домой. Валерий злился и на ходу, как саблей, сбивал палкой лопухи и репейники.
— Ты знаешь, почему Хохряков набросился на меня? — возбужденно доказывал он Коле. — Ему просто завидно. Он — центр нападения — ни одной «штуки» не забил. А я — полузащитник — три мяча вкатил.
Но Коля не поддержал приятеля.
— Ты и в самом деле слишком много гоняешься по всему полю, — сказал он. — Правый полузащитник, а даже ко мне, на левый край, залезаешь!
— Ах, так! — возмутился Валерий. — А тебе Ленский сколько замечаний сделал?! И Америку еще приплел! Будто ты разбил хоть одну голову! Просто, придирается он к нам.
— Ничего не придирается. Я и правда, играл грубо, — спокойно ответил Коля. — А по-твоему Вячеслав Николаевич должен подождать с замечаниями, пока я в самом деле разобью «хоть одну голову»?!
Он сказал это без всякого желания обидеть товарища. Просто видел, что Валерий неправ. Однако тот надул губы и замолчал.
В их дружбе появилась первая трещина.
А вскоре друзья и совсем рассорились.
В июле Коля, наконец, всерьез приступил к повторению всего пройденного по арифметике. Переэкзаменовка приближалась, ждать дольше было невозможно, а Валерий все откладывал, откладывал, да так и не выбрался помочь приятелю.
Коля занимался сам. Занимался каждый день по два часа.
Ох, и трудно было! Попробуй-ка усидеть за учебником, когда на улице сияет солнце, теплынь такая, что ребята с утра уезжают в Шувалово, Ольгино, Озерки купаться, загорать, ловить рыбу.
А ты один, совсем один, сиди в душной комнате над задачами!
Коля сперва попробовал заниматься на скамейке в Летнем саду. Но ничего не вышло. Слишком много соблазнов вокруг. То рядом усаживались шахматисты, и Коля невольно начинал следить за передвижением фигур на доске. То на эстраде играл духовой оркестр моряков, то по Фонтанке проплывали лодки и буксиры.
Пришлось переселиться домой. Коля даже закрывал окно, чтобы приглушить соблазнительный, веселый шум улицы, но звонкие крики ребят, играющих на дворе в лапту доносились и сквозь стекло.
В школе проводились дополнительные занятия по арифметике. Но Коля их не посещал. Придешь в школу, Варвара Ксенофонтовна, конечно, станет расспрашивать: как проводишь лето, что делаешь, помогает ли Валерий Громов?
А о спортивной школе ей сказать нельзя, это — тайна. Чего доброго, позвонит Ленскому, скажет, что у Коли переэкзаменовка и потребует, чтобы его не пускали на стадион, не отвлекали от учебы.
Значит, опять ври, выкручивайся, хитри. Нет, Коле это уже и так осточертело.
И насчет Валерия — тоже. Что сказать Варваре Ксенофонтовне, если она спросит — как ему помогает его лучший друг?
«Лучший друг», — Коля усмехнулся.
Он ничего не говорил Валерию о своих занятиях, ожидая, что тот сам спросит, но «лучший друг», очевидно, совсем забыл о Колиных делах.
Так что же — выдать его Варваре Ксенофонтовне, наябедничать? Нет, этого Коля не сделает! Сам подготовится, без нянек.