Казалось, Коля загорает, но на самом деле он пришел сюда и лег в одиночестве на трибуне, чтобы сосредоточиться и разобраться во всех сложных мыслях, не дававших ему покоя.
Добродушное, курносое с пухлыми щеками лицо мальчика сейчас выглядело упрямым и решительным; светлые, выгоревшие на солнце брови насуплены, губы плотно сжаты.
Солнце палило нещадно. Даже ветер, изредка набегавший с Финского залива, не приносил прохлады. Деревья и кусты стояли, не шевеля листвой, словно разморились на солнышке и задремали.
Вдали, над самой чертой горизонта, в синеве моря вставал над водой маленький бугор. Над ним из фабричных труб, которые отсюда, с трибуны казались меньше спичек, поднимались в небо столбы дыма, тоже маленькие, будто игрушечные.
Там же, почти у горизонта, белело шесть треугольных пятнышек — паруса яхт. Казалось, они стоят неподвижно на самом краю моря, словно впаянные в голубое небо.
Занятие футбольной секции давно кончилось, и ребята сразу забрались в воду. Ни на футбольном поле, ни на беговых дорожках, ни в секторе для метания почти не было людей. Жара разогнала всех.
Коля заставлял себя напряженно думать, но мысли в голове шевелились лениво, медленно.
«Ты должен, обязан сегодня все решить, — внушал он себе. — Хватит трусить! Пионер ты или нет?»
Уже много раз Коля давал себе слово сказать тренеру, что он обманул его: скрыл переэкзаменовку. Мысленно Коля часто признавался во всем тренеру: уже выучил наизусть свои слова. Он скажет:
— Вячеслав Николаевич, я обманул вас. Я обманываю вас уже почти два месяца. У меня переэкзаменовка по арифметике…
Но подойти к тренеру, всегда окруженному ребятами, поднять на него глаза, встретиться с ясным спокойным взглядом Вячеслава Николаевича и сказать ему всего только эти три короткие фразы — неимоверно тяжело.
Однажды Коля, собрав все свое мужество, направился к тренеру, находившемуся в секторе для метания, и смущенно остановился невдалеке. Мальчик уже шагнул к Вячеславу Николаевичу, но тот вдруг обернулся и весело сказал:
— Болотин, принеси-ка две гранаты со склада…
А когда Коля вернулся, вокруг тренера толпились ребята, и объяснение пришлось отложить.
И чем дольше отодвигал Коля решительный разговор с Вячеславом Николаевичем, тем труднее становилось мальчику начать его.
Коля знал — тренер запретит ему посещать занятия или даже исключит из школы. Надолго, а может быть и навсегда, придется расстаться с просторным, веселым стадионом. Трудно было даже представить себе, что наступит следующая среда или суббота, ребята соберутся на тренировку, в трусах и бутсах выбегут на футбольное поле, а он? Он будет сидеть дома — один-одинешенек над задачником.
Однако, постепенно мальчик свыкся и почти примирился с этим. Но впереди — спортивный праздник, ответственная, заманчивая встреча с фрунзенцами. Состязание с каждым днем приближалось, и у Коли усиливалось желание оттянуть разговор с Ленским, сыграть с фрунзенцами, а уж потом — была не была! — во всем признаться.
Но он понимал — это малодушие, так не поступил бы Павел Корчагин или Гастелло.
Мальчик беспокойно ворочался, лежа на досчатой трибуне. Доски так были раскалены, что, казалось, вот-вот задымятся и вспыхнут. Снизу, с залива донесся стрекот моторной лодки. Потом мотор трижды громко чихнул и заглох.
«Как Игорек — чихает трижды подряд», — усмехнулся Коля.
Над трибуной пролетала чайка. Распластав длинные крылья, прочертив плавный полукруг над Колей, она издала резкий гортанный крик и быстро повернула к заливу.
«Тебе-то хорошо», — подумал Коля.
У него мелькнула удачная мысль: а что, если написать тренеру записку?! Отличная идея! Те же самые три короткие фразы:
«Вячеслав Николаевич, я обманул вас. Я обманываю вас уже почти два месяца. У меня переэкзаменовка по арифметике».
Коля обрадовался: написать записку гораздо легче, чем притти к тренеру и громко, глядя ему прямо в глаза, сообщить об обмане. Но тут же мальчик рассердился на себя:
«Опять трусишь?»
Он встал, решительно натянул старенькие брюки из «чортовой кожи», футболку и спустился с трибуны.
«Только бы Ленский был один», — думал Коля, широко шагая через футбольное поле.
И он тотчас увидел Вячеслава Николаевича. Тот сидел в одиночестве в первом ряду противоположной трибуны и что-то записывал в толстую тетрадь с клеенчатой обложкой.
Сердце у Коли екнуло, но мальчик решительно направился к тренеру.
— Вячеслав Николаевич, я обманул вас, — одним духом выпалил он, остановившись возле тренера.