Тот оторвал глаза от тетради и, очевидно, не поняв быструю Колину скороговорку, вопросительно посмотрел на мальчика. Ленский был, как всегда, тщательно выбрит, белый полотняный костюм оттенял смуглоту его лица и шеи.
Коля быстро, как вытверженный на зубок урок, повторил три короткие фразы. Тренер молчал. Думая, что он чего-то не понял, Коля, сбивчиво и путанно, стал опять объяснять в чем дело.
— Ясно, — спокойно сказал тренер и снова замолчал, глядя куда-то мимо Коли.
Мальчик смущенно переминался с ноги на ногу.
«Хоть бы что-нибудь сказал, — исподлобья глядя на Вячеслава Николаевича, растерянно думал Коля. — Что я — нечестный, плохой пионер, не достоин…»
Тренер молчал. Потом он встал, сунул подмышку клеенчатую тетрадь и сказал:
— Эх, Болотин, подвел ты меня…
Лицо Вячеслава Николаевича сразу осунулось, казалось усталым, словно Коля больно обидел его.
«Опытный учитель давно бы заметил, что Болотин что-то скрывает, а я прозевал. Чуткости мало… — думал Ленский. — И сейчас надо бы, наверно, поговорить с ним по душам, объяснить, что врать нельзя, маленькая ложь влечет за собой большую. А я не могу. И слова приходят только казенные, скучные…»
Вячеслав Николаевич и не догадывался, что одна его фраза: «Эх, Болотин, подвел ты меня…» — больше подействовала на Колю, чем любая проповедь.
Потом так же коротко тренер запретил Коле посещать занятия до сдачи переэкзаменовки.
— И во встрече с фрунзенцами не будешь участвовать, если не пересдашь математику, — добавил он и уже хотел уйти, но остановился.
— Ты к экзамену-то готовишься?
— А как же, — облегченно вздохнул Коля. — Каждый день два часа…
— Надо прикрепить к тебе кого-нибудь из отличников. Пусть помогут, — медленно, словно раздумывая, проговорил Вячеслав Николаевич. — Постой! Может быть Валерия? Вы ведь, кажется, друзья, а он — отличник…
— Нет, — покачал головой Коля.
Тренер внимательно посмотрел на него и сказал:
— Ну, не Валерия, так Хохрякова. Еще и лучше!
Коля кивнул.
Вячеслав Николаевич повернулся к нему спиной и пошел к заливу, а Коля еще долго глядел ему вслед. Казалось, даже походка тренера изменилась: Вячеслав Николаевич ступал медленно и тяжело.
В середине августа Коля впервые пришел в школу. Залы, классы и коридоры были непривычно пустынными и вся школа — удивительно тихой. Эхо от Колиных шагов гулко разносилось по коридорам. На третьем и четвертом этажах панели стен сверкали заново отделанные синей масляной краской. В классах стояли новые парты с тугими крышками, блестевшими на солнце. Остро пахло свежим лаком.
В первом и втором этажах еще шел ремонт. Пареньки-ремесленники под руководством высокого строгого старика в ватнике вставляли стекла, шпаклевали и красили подоконники и рамы.
Коля вошел в свой класс, который показался ему маленьким, то ли потому, что Коля за лето привык к широкому простору стадиона, то ли потому, что сам вырос.
Он встал у доски и громко сказал:
— Пропорцией называется равенство двух отношений!
Эхо раскатисто повторило его слова.
Обойдя всю школу, Коля направился в учительскую, к Варваре Ксенофонтовне.
Классный руководитель совсем не изменилась за лето: такая же маленькая, худенькая, хлопотливая, только мешки под глазами, кажется, стали больше. И одета, как обычно, в черное платье с аккуратным белым отложным воротничком, седые волосы гладко зачесаны.
Варваре Ксенофонтовне уже пятьдесят восемь лет. Трое ее сыновей давно выросли: один — директор завода на Урале, другой — инженер, самый младший еще служит в армии. Они не раз предлагали матери оставить школу, отдохнуть, но Варвара Ксенофонтовна в ответ только негодующе махала своими маленькими руками.
Учительница сидела у окна и писала. Перед ней на столе лежала тонкая стопка тетрадей. Коля удивился:
«Даже летом тетради!»
Длинный, тонкий солнечный луч, в котором клубились и весело плясали пылинки, падал из окна на стеклянную чернильницу; грани ее переливались всеми цветами радуги и сверкали, как хрусталь.
— Ну, как? Все повторил? А на дополнительные занятия почему не приходил? — спросила Варвара Ксенофонтовна.
— Я и так подготовился, — ответил Коля.
— Валерий Громов тебе хорошо помогал?
Коля неопределенно повел плечами. Честно говоря, Валерий ни разу за все лето так и не позанимался с ним, но следует ли докладывать об этом Варваре Ксенофонтовне?!
А Хохрякова учительница, конечно, не знает, он из другой школы. Поэтому рассказывать, как Хохряков повторял с ним правила и решал задачи совсем глупо.