«Черт возьми! Если я не поздороваюсь с ней словно я ее давний друг, тогда я потеряю Флюминга. А если я накинусь на нее с объятиями, возможно, я потеряю эту работу и доступ к Корпорации!» – от волнения Маркус прикусил кулак.
Высокие каблуки Клебсиеллы, соприкасаясь с белоснежной плиткой пола, издавали характерный дробный стук, который с каждой секундой слышался все ближе. И вот Клебсиелла уже сравнялась с Сарой, которая коротко кивнула и под нос сказала: «Доброе утро». Мгновение отделяло Маркуса, который стоял на развилке своих действий, но решение пришло неожиданно и, само собой. Вынырнув из-за Сары, Маркус лоб в лоб столкнулся с Клебсиеллой и… вылил на нее свой кофе. Белая блуза, просвечивающая точеную фигуру Клеб, оказалась в темных пятнах.
Маркус из-за плеча Клебсиеллы глянул на Лоренцо: от страха, словно кофе пролил он, ассистент поспешил в свой кабинет.
– Ох, Клебсиелла, простите, простите меня! – Маркус принялся извиняться, но Клебсиелла была не в духе:
– Ты что вообще не смотришь под ноги, олух? Я вычту это из твоей зарплаты!
– Согласен, согласен, справедливо, – закивал Маркус и попытался улыбнуться, но на Клебсиелу, похоже, это не подействовало. Сама без улыбки, она казалась бесконечно мрачной: ее заостренный черты лица и изогнутые от злости брови даже придавали ей лишние пару лет.
– Вот только, строго говоря, зарплаты у меня пока нет. Я пока еще стажер…
Клебсиелла почему-то резко успокоилась. Она расправила блузу, глубоко вздохнула и…натянула на лицо улыбку.
– Приступай к своим обязанностям – и она пошла вперед, а мерное цоканье каблуков удалялось, как и тревога от встречи с ней.
***
– Интересно, почему она резко изменила свое поведение? – спрашиваю я, когда Маркус рассказывает дома эту историю.
– Все очень просто, Кейси, – объясняет Йен, скрестив руки на груди – В лице граждан этого города Корпорацией предстает Организацией будущего: идеальной и всемогущей. Клебсиелла является одним из главных лиц Пролайф-Корпорации. Вечно улыбающаяся и вежливая, с работниками она показывает истинное лицо, потому что ей нечего боятся: сор из избы не выносят. А вот стажер совсем другое дело. Его могут не взять, он может не согласится на дальнейшее сотрудничество, да много причин. Когда он уйдет, он ничем не будет связан с Корпорацией и сможет рассказать ту правду, которую бы Клебсиелла предпочла бы скрыть.
Маркус задумчиво мычит, а Йен смотрит на свои часы на руках. Маркус обращает внимание, что, находясь лицом к Йену, он не видит вылезающую голограмму, только при расположении рядом или за его спиной, он мог бы видеть карту или часы.
– Ладно, тебе пора в таверну. Скоро Флюминг закончит работать и пойдет сразу туда. Я прилепил тебе жучок, поэтому буду знать куда вы идете. А также дай ему это, – Йен протягивает небольшой флакончик пирамидальной формы.
– Что это? – спрашивает Марк, хотя и догадывается.
– Снотворное. Подлей его своему другу.
***
– Так как давно ты работаешь в Корпорации? – спросил Маркус, пока Лоренцо осушил очередной бокал за его счёт.
– Восьмой год пошёл. – Лоренцо потянулся за тарелкой, на которой аппетитно золотились кольца лука в панировке.
– А ты всегда был ассистентом Клебсиеллы?
– Нет.
Маркус поджал подбородок, на котором образовались небольшие ямочки.
– А чем занимался до этого?
– Был ассистентом Рудольфа, – чавкая и хрустя кольцами ответил Лоренцо.
– А что ты сейчас делаешь, каждое утро забираешь документы Клебсиеллы?
– Да. – Лоренцо потянулся за тарелкой, но Маркус ее отодвинул – Эй, малец, верни обратно!
Маркуса начала раздражать непродуктивная беседа и жор Лоренцо. Он хотел сказать что-то резкое, чтобы Флюминг обомлел, но его опередили:
– Знаешь, сдается мне ты не друг Клебсиеллы.
Маркус напрягся и дернул ушами.
– Ты ее любовник!
Маркус выдохнул.
– Нет, Флюминг, это не так.
– Да ты ей блузку облил, а она тебе слова не сказала. Другой бы пулей вылетел. Да и к тому же…ты такой тупой, Эль! Без обид, но это так.
Маркус поднял брови, но легонько соглашался, кивая за пьяным бредом Лоренцо.
– Будешь еще пива? – предложил Маркус, а Лоренцо лишь икнул.
– Мне надо отлить, – сообщил он достаточно громко и отошел. Вообще пьяный Лоренцо резко отличался от трезвого: говорил громко, ел много, держался грубо.