Отпустив Маркуса из объятий, Йен увидел на лице Маркуса растерянность.
- Я одновременно рад, и злюсь на тебя. Ты меня так бесил, черт возьми, да ты до сих пор меня бесишь – Маркус не выдержал и по его смуглым щекам потекли слезы сквозь подобие смеха.
Йен, глядя на него по типичному обыкновению лукаво улыбнулся, даже попытался тоже засмеяться. Но вместо этого надорвался навзрыд. Он прикрыл глаза руками.
- Я столько раз сам хотел тебя буквально придушить, а вышло так что убил человека, чтобы спасти тебя, - Маркус положил руку на мускулистое плечо Йена – и сделал бы это снова, если пришлось.
Йен, тронутый его словами убрал руки от лица, зажмурил глаза и выдавил остаток слез. Он снова утер лицо и снова надел маску.
- Ты убил не человека, ты уничтожил акулье гнездо.
Йен осмотрел все вокруг: искореженный в муках Льюмеро, остальные павшие предатели, среди которых был Акула – Йен никогда не доверял ему, а он не доверял Йену. Между ними сразу сложились отношения подобного рода, которые не могли закончиться никак иначе, чем сегодняшний день. Кто-то должен был оборвать нить жизни другому. Йен подошел к Отцу и присел. Он закрыл рукой его глаза. Если бы не кровяное пятно, которое поползло по рубашке, Йен мог бы на секунду представить, что тот уснул. У Йена снова заблестели глаза. Он испытывал к Отцу противоречивые чувства, ведь именно благодаря ему Йен стал тем, кто он есть. Но одновременно со злобой и ненавистью, он ощущал глубокое уважение к Отцу. Он не знал его настоящее имя, не знал, что он по-настоящему чувствовал и что думал. Однако Отец хотел сделать Йоеа своим приемником, и лишь после того, как Йен максимально постарался отойти от сотрудничества с бандой, охладел к азартным играм и рэкетирству, Отец перестал видеть в нем сына. Выбрали Рея и Дандри, но все равно порой прибегали к помощи Йена. Наверное, любого другого бы уже убили за неисполнения многих обязанностей, за редкое посещение собраний и за самовольство. В последние полтора года Йен только фактически числился в Братстве. Он почти не приносил пользы, лишь потреблял: просил оружие, навигаторные карты, маячки и многие другие вещи. Это злило многих братьев, особенно это откровенно не нравилось Акуле. Но последнее слово всегда оставалось за Отцом – и поэтому Йен выходил сухим из воды. Йен совершенно искренне и благодарно улыбнулся, впервые за долгое время.
«Ты столько мне прощал. Спасибо тебе, отец».
Рей тоже стоял над телом своих братьев, с которыми был рука об руку пять лет. Его лицо ничего не выражало, но в зеленых глазах застыла грусть.
Йен поднялся снова со своим привычным выражением лица. Он смотрел на выживших братьев – Ло и Рея, и на Маркуса, а они смотрели на него.
- Отец, - голос Рея нарушил тишину скорби – что дальше?
Маркус посмотрел на Рея, потом на Йена и все понял. Отец никогда не может умереть, ведь он как бог. А бог он бессмертен.
Йен неуютно почувствовал себя после этих слов. «Да какой я Отец? И от Братства осталось три человека». Он снова посмотрел на Акулу и подумал стоила ли игра свеч. Сейчас сложно сказать, да уже и бессмысленно, но Йен совершенно неуместно и по-кривому улыбнулся. Нацепив театральную маску, он точно играл роль на сцене:
- Что ж, Сыновья мои, зато мы теперь точно знаем, что Акула встречался с Клебсиеллой.
Глава 18
В предрассветное мгновение сладкий истомленный вздох слетел с уст Клебсиеллы. Она проснулась по обыкновению рано и, не завтракав, вышла из дома в белоснежном манто. Утро освежающе прошлось по светлым волосам девушки. Она редко пользовалась транспортом, в кэбах ей было удручающе душно, а применение велосипедов было затруднительно из-за любви к юбкам, которые карандашом обхватывали длинные ноги Клеб. Она шла по брусчатке, неловко перебирая ногами из-за тонких каблуков, но ни разу не споткнулась. Вечная улыбка на ее лице отражала ее приподнятый настрой. Испытывая вдохновение от предстоящей работы, предчувствие о скором успехе, Клеб не заметила, как к ней рядом пристроился мужчина. Оставалась прямая дорога до Корпорации, каких-то пару сотен метров, и она снова в своем замке – полном воздуха и чистоты. Здание Корпорации словно специально конструировали под Клебсиеллу, оно не казалось тесным, душным и разумеется отличалось от обычных построек других зданий и домов. Полное света, белого цвета нано-пластмасс, чередующихся со стеклянными лестницами, переходами и балками – если это не Рай на Земле, то что? К слову, Клебсиелла и сама чувствовала себя святой. Еще больше подтверждений этому давало то, что после заказа Элестро Джойа она пошла в Церковь к Отче и, горячо помолившись, просила простить ей грех заранее, ведь он оправдает всю верховную и конечную цель. Одна душонка этого программистишки ничто по сравнению с будущим, которое всех ждет. И уж тем более, Клеб посчитала, если все вышло таким образом, и в нее до сих пор не ударила молния, значит, все это является частью божественного замысла. А она инструмент, исполняющий замысел. Возможно, программист и прочие это палки лукавого в колесе равноденствия и благости.