Мусьё несогласно покачал головой, оглядел подвал, ещё раз покачал головой и изрёк:
— И это — дом? Нуда, это дом? А где хозяин? Ты, что ли, хозяин?
Нуда встрепенулся и забормотал:
— Я хозяин. А кто же ещё?
— Значит, мы гости? — спросил Мусьё.
Нуда задумался, искоса взглянул на небритого и, не зная, как ответить, вздохнул.
— Что пыхтишь? — оживился небритый. — Думаешь, если хозяин, то остальные так просто зашли, проведать камнетёсца?
— Я теперь не он, не этот — словорубщик, — ответил Нуда, размотал грязный бинт с пальца и торжественно объявил: — Вот и нет бюллетеня.
— Да-а… — продолжил небритый. — Теперь ты у нас будешь вокзальным. Там работа тонкая — не посрами либерторию!
Нуда подхватил картонку с надписью и приложил её к груди.
— Жертвуйте, граждане, кто сколько может на прокорм бездомных! — громко произнёс он и повертелся у стола, изображая человека в середине толпы.
— Видишь, Мяк, он уже тренируется, — прохрипел небритый. — Эдак распугает он твоих клиентов! Как думаешь: распугает?
Мяк пожал плечами, отломил кусок хлеба и понюхал его.
— На хлеб заработает, — ответил он.
— На хлеб заработает, — повторил небритый и хотел что-то добавить, но махнул рукой и замолк.
Глубокая ночь опустилась на либерторию. Нуда ещё раз осмотрел мякинские картонки, сложил их себе в куртку и сполз вниз на матрас. Мусьё потоптался возле стола, переложил колбасное изделие ближе к буханке хлеба, почесал взлохмаченный затылок и заявил:
— Буду спать.
Небритый сквозь щёлочки глаз наблюдал за происходящим и тихо прохрипел:
— Спокойной ночи, господа! Завтра уже наступило, а завтра — это значит, что не сегодня.
«Значит, что не сегодня», — подумал Мяк, а вслух произнёс:
— Завтра идём с Нудой на вокзал. Ты слышишь, на вокзал! — погромче добавил Мяк.
— Слышу, — тихо донеслось снизу из-под стола.
Либертория засыпала. Ночные звуки и шорохи не тревожили компанию — она привыкла к ним. Что-то грохнуло недалеко от выхода. Возможно, это порыв ветра сорвал старую железяку со стены, на которой ещё несколько лет тому назад были заметны номер дома и название улицы, а теперь этот ржавый хлам годился всего лишь для того, чтобы сдать его в утиль, да и то весу в железяке этой было мало и судьба её была почти что окончательно решена. Ржаветь ей в битом кирпиче осталось всего года два-три.
А может быть, это какой-нибудь бродяга зацепился в темноте за гнилую деревяшку и с шумом распластался на потрескавшемся асфальте, крепко ругнулся, ощутив удар всем телом, и, продолжая проклинать невидимое препятствие, постарался встать на ноги.
Много чего происходило в либертории, только перемены её не трогали. Разрушалась она медленно и совсем незаметно, а если посещать её в тёмное время, то перемены можно было совсем не замечать, как не замечали этих перемен бродяги, забредающие сюда случайно, так и её постоянные обитатели.
— Что, передумал? — удивился дежурный, завидев Мяка у двери комнатушки.
— Замену привёл, — ответил Мяк.
— Да ну? — дежурный хмуро поздоровался и спросил: — Инвалида?
— Нет, другого, — ответил Мяк.
Дежурный остановился у двери и спросил:
— Как будет работать?
Мяк задумался и через несколько секунд спросил:
— Можете договориться без меня?
— Нет, — твёрдо заявил дежурный. — Научи его сам.
Он открыл дверь дежурки и молча скрылся за ней. Мяк вернулся в зал, забрал с собой Нуду и в закутке у старой лестницы долго объяснял ему, как надо работать и как общаться с дежурным. Через полчаса Нуда наконец-то смог в точности повторить сказанное.
«Прощай, вокзал», — подумал Мяк и оставил Нуду на своём месте. С чувством грусти и в то же время ожидания чего-то нового он покинул почти что родное место, в дальнем киоске купил корж и не торопясь, подгрызая жёсткую выпечку, двинулся в сторону мусорки.
Мусорка процветала — видимо, последний раз мусор вывозили отсюда давным-давно. Контейнеры полностью были завалены хламом, в котором что-либо разобрать было крайне трудно. Даже то место, где они с Мусьё оставили Злыку, было завалено разнообразной гадостью.
«Откуда это всё берётся? — подумал Мяк. — Ведь либертория почти безлюдна. Неужели…» — у него мелькнула мысль, что это чей-то чужой мусор, и тут же он услышал звук приближающейся машины.
Потрёпанная в трудах железяка, рыча двигателем, натужно пробуксовывала в снежной колее. Небольшой фургон остановился у помойки, из кабины выбралась невзрачная личность в затасканном комбинезоне, осмотрелась и открыла задние дверцы. Мяк подошёл поближе и из-за бака принялся наблюдать за дальнейшими событиями.