— У огня всегда уютно, — ответил небритый, надел полушубок и продолжил рассуждения об огне: — Вот ты, Мяк, не пришёл сегодня к огню, а он, может быть, ждал тебя. А ты не пришёл, Мяк.
— Я был на мусорке, а потом…
Небритый перебил Мяка и прохрипел:
— А потом ты принёс всем подарки — это справедливо. Справедливо, когда думаешь о других. Если думать только о себе, справедливости не будет.
— А ты, Мяк, всё равно подлец, — после паузы добавил небритый.
— Я знаю, — тихо ответил Мяк.
В разговор вступил Мусьё:
— Вот ты говоришь, когда о себе думаешь, то несправедливо. А когда же о себе думать, если для справедливости надо о других?
— Дурак ты, Мусьё! Это у тебя всё от молодости. Потом пройдёт, — ответил небритый.
— Э-э… вы все так! Опять одно и то же: молодой, дурак, а объяснить некому, — обиделся Мусьё. — Мы все подарки любим — значит, думаем о себе. Так это значит, что несправедливые мы все.
— Вот это верно ты говоришь, — похвалил его небритый. — Любим мы себя, только себя. Вот беда в чём, а для других притворяемся.
— Ну что, Мяк, притворяемся? — прохрипел небритый, откинулся в кресле и закрыл глаза. — Не слышу ответа, — произнёс он. — Нет ответа.
— Есть ответ, — послышался голос Нуды. — Есть ответ, — повторил он, выбираясь из темноты. — Есть фанфарик. — И Нуда выставил на стол бутылку дешёвого вина.
— Фанфарик есть — тогда хозяйничай, — прохрипел небритый, подвигаясь к столу. — К фанфарику всегда ответ найдётся.
Мусьё подсуетился, достал кружку и стакан и, когда сиротство бутылки закончилось, произнёс:
— Фанфарик есть, закуски нет.
— Есть закуска! — с гордостью объявил Нуда, достал из-за пазухи бумажный кулёк и высыпал на стол конфеты.
— Сладкий стол! Сладкий стол! — обрадовался Мусьё, развернул обёртку и восторженно изрёк: — Шоколад. Это шоколад!
— Несправедливо, — пробурчал небритый.
Присутствующие в недоумении уставились на него, Нуда от удивления даже приоткрыл рот, а небритый уточнил:
— Несправедливо к дешёвой бутылке иметь шоколад.
— Да ну ты! Всё, что есть, — справедливо. Вот если бы не было, тогда… — Нуда хотел сказать нечто важное, но небритый перебил его:
— Тогда что, плохо бы было, лысый глаз?
Нуда молча пересчитал конфеты, вздохнул и смиренно произнёс:
— Каждому по три.
— Это справедливо? — спросил Мусьё и посмотрел в сторону небритого.
Тот откинулся в кресле, закрыл глаза и тихо, еле слышно, прохрипел:
— Поровну — это справедливо. А всё остальное — суета.
Компания молча осушила фанфарик и, смакуя шоколад, поедала каждый свою долю конфет. Небритый употребил одну конфету, остальные отложил в сторону, встал, оправил на себе полушубок, остался доволен и произнёс:
— Когда подарок нужен — так это и не подарок вовсе.
Мяк с любопытством взглянул на небритого и спросил:
— А что же это?
Небритый запахнул на себе полушубок, уселся в кресло и ответил:
— Это жертвенная помощь.
— Жертвенная помощь… — повторил Мяк, ещё не совсем понимая, что хотел сказать небритый. — Я вроде бы ничего не жертвовал, — произнёс он после небольшой паузы.
Небритый закрыл глаза и долго молчал. Фонарь освещал его хмурое лицо, и Мяк всегда, когда внимательно разглядывал физиономию небритого, удивлялся: зачем небритому нужна скрипка? Мяк ни разу не слышал, как он играет на инструменте.
Небритый открыл глаза, заметил, что Мяк ждёт ответа, шумно вздохнул и произнёс:
— Ты сам не знаешь, когда жертвуешь, а когда — нет. Многие думают, что жертвуют, а на самом деле врут сами себе. Ты думаешь, что жертвуешь, а на самом деле…
Небритый не закончил фразу и через несколько секунд добавил:
— Кто знает, что бывает на самом деле?
Он снова закрыл глаза и через минуту тихо засопел. Мусьё и Нуда расположились на матрасе, прижались друг к другу, и Нуда, уже засыпая, пробормотал:
— Мяк, ложись на своё место, а мы здесь.
Мяк сел на матрас, лёг на спину и с удовольствием вытянул ноги. За день на холоде они устали и гудели. Мяк положил руки под голову и долго рассматривал подвальный потолок — ржавые балки и бетонные плиты.
«Это всё когда-нибудь рухнет», — подумал он и заснул.
Спал он долго и крепко, и только под утро почувствовал, что кто-то прошуршал у его лица. Мяк открыл глаза. Нуды и Мусьё на месте уже не было. Он повернул голову и щекой уткнулся во что-то шершавое. Потрогал рукой — две конфеты лежали на матрасе.
«Две конфеты небритого», — подумал Мяк и встал. Кресло небритого пустовало.