Генка сразу все понял, что он скажет, едва только этот мудак рот раскрыл. Понятно, что он втюрился в эту сикуху, не выдержал, в какой то момент повел себя неправильно, а сейчас спасает положение. Любой скажет, что движения Андрюха делал неправильные, но сейчас в этом не каждый будет уверен. В общем то, все правильно. «Мочиться», конечно, можно, но не факт, что он сегодня сильнее Андрюхи. «Душка» тому тоже хватает, а настроен он, кажется, не хуже его, Генки. Не стоит рисковать, пожалуй. Если он хочет эту бабу пусть берет, не жалко. Никуда она не денется. Все едино рано или поздно, но будет она и на коленях перед Генкой ползать, и минет исполнять. И после каждой порции спермы спасибо говорить. Никуда это от него, от Генки, не уйдет. Просто надо быть умным.
— Черт с тобой, — махнул рукой Генка. — Бери ее, мне не жалко. Мог бы и раньше сказать. Я же не знал, что у тебя — любовь! — язвительно сказал он, и все вокруг облегченно засмеялись.
Вот еще одно, думал Генка, тебя ведь, милый мой, за язык не тянул никто. Сам сказал, что мой теперь навеки, только, мол, бабу дай мне. Все слышали. Даже если не прав я буду, да? Неосторожно, Андрюха, так обещания раздавать. Тем более при всех. Так что — мой ты теперь. И сучка эта тоже будет моя, рано или поздно. Нужно только быть умным и осторожным. А я умней тебя, Андрюха. Намного умнее. Так что все. Я и так, и так — в выигрыше.
Он улыбнулся Андрею и протянул ему руку.
— Давай петушка, братуха. Считай, что договорились.
Андрей с готовностью протянул свою руку.
Рукопожатие было крепким.
Хлынов знал, что последует за этим…
Во первых, он спокойно добреется. И сделает это как можно тщательнее, осторожно снимая пену неизменным «шиковским» лезвием. Главное, что бы не порезаться, что бы не было царапин. Обходя прыщик, который выступил утром(с чего?откуда?может быть, простуда?). Вот так, вот так… Все. Закончили. Теперь — умыться. Немного туалетной воды. Что мы сегодня выберем? «Первый» или «Ночь»? Надо прислушаться к себе. Прислушались? Значит, «Ночь».
Во-вторых, надо одеться… Нет! Прежде всего — выйти на балкон и посмотреть, какая нас ждет погода. Заодно бросить лишний взгляд на машину тоже никогда не помешает. Особенно в такое злое время. Мало ли всякой шпаны!.. Что же, погода хорошая. Черное небо, звездочки блещут и тому подобная чеховская муть. Или не чеховская? Впрочем, какая разница.
Теперь можно и одеться. Джинсы, батник, куртка… А вот с носками — проблема. Что выбрать? Наверное, вот эти, черные в красный изящный горошек. Или эти, кобальтовые, в тон туфлям? Что же надеть? О Господи! Почему я такой кретин?! Все! Решено. Выбираю не глядя. Вот сейчас протягиваю руку — и все… Что у нас? Черные? Замечательно. Поехали дальше…
Резкий телефонный звонок остановил Хлынова возле самых дверей. Он замер. Медленна обернулся. Постоял немного, раздумывая, поднимать ему трубку или нет. Затем, вздохнув, все же решился.
— Да?..
— Олег Васильевич?
— Вас слушают, — спокойно произнес
Хлынов, тотчас же узнав голос своего заместителя, Космачева.
— Это Космачев.
— А… Это ты, — Хлынов как можно убедительнее зевнул.
— Я разбудил вас, Олег Васильевич? — осторожно поинтересовался заместитель.
— Ничего, ничего… — Хлынов еще раз зевнул.
— Олег Васильевич! Вы уж извините меня, — заюлил Космачев. — Я думал — время еще детское, что вы еще не спите… — Чуть заметная пауза, и Хлынов понял, что Космачев ждет его реакции на слова «детское» и «не спите». — Я бы вам и не стал бы звонить, но тут у меня… — Вновь пауза, вновь заместитель ждет, как шеф отреагирует на его слова.
Шельма, подумал Хлынов, обычная советская шельма, и ничем ты его не исправишь — ни посулами, ни криком, ни угрозами, а уж в меньшей степени — простыми, понятными словами. Все равно будет юлить и врать, врать и юлить… Тьфу!
Он вдруг представил, как сейчас Космачев развалился на своей знаменитой тахте, о которой знало все управление, как разглядывает ногти на левой руке, или нет, не разглядывает, а гладит этой самой рукой собаку — огромного и весьма глупого, мраморного дога по кличке Тарантино. Гладит и ждет, пока Хлынов — по доброте душевной и заботе отеческой, тьфу на всех! — начнет его расспрашивать первым.
— Так чего тебе, Космачев? — спросил Хлынов, презрительно усмехнувшись.
— Да тут у меня… — сделав третью паузу, Космачев наконец приступил к главному. — Олег Васильевич, разрешите завтра отсутствовать на «оперативке».
— Что-нибудь случилось?
— Семейное, Олег Васильевич, ничего страшного, вы не подумайте, — затараторил Космачев и вдруг начал подробно рассказывать шефу о том, что завтра приезжает его брат, что надо его встретить, что надо его куда то устраивать, а тут у него, у Космачева, сейчас и с тещей — что бей, естественно, пусто было — проблемы; кто муже шеф, конечно же, знает, какая история приключилась сего, Космачевым, братом, ах, не знаете?.,ну так он ему сейчас все расскажет, а заодно и совета попросит…И чем дальше говорил Космачев — причем события, фамилии, случаи и прочая ерунда в его диком рассказе копились, нарастая как снежный ком, — тем отчетливее Хлынов понимал, что его заместитель просто-напросто врет, что нет никакого мифического брата, что нет у Космачева сейчас дома тещи (да что он, Космачева не знает, не пустит никогда Космачев тещу жить, хоть земля будет рушиться, не пустит!), и вообще ничего подобного нет и в помине.