Дверь открылась сразу, едва он позвонил. На пороге стояла Людмила, жена. Увидев его, она разочарованно вздохнула и прошла в квартиру.
Интересно, уже в тревоге думал Никита, что тут происходит?
Внезапно он понял: дочь!
— Где Таня? — спросил он у Людмилы.
Жена уже подходила к нему, держа в руке листок из обычной школьной тетради.
— Люда! — чуть повысил голос Никита. — Где Таня, я тебя спрашиваю?
Так же молча Люда протянула ему лист, на котором почерком дочери было написано несколько строк.
Никита взял листок и прочитал: «Папа и тетя Люда! Мне все надоело, и по этому я ухожу. Можете больше из за меня не ссориться и любить друг друга, сколько вам влезет. Я больше мешать вам никогда не буду. Но вы тоже мне не мешайте жить. Папа, не ищи меня, я уехала далеко-далеко, чтоб только не видеть ни тебя, ни эту фальшивую маму. Прощайте. Таня».
Он поднял голову и посмотрел на Людмилу:
— Где она? — только и смог он растерянно повторить свой вопрос.
Людмила устало пожала плечами.
— Почему ты думаешь, что я знаю? — чуть удивленно спросила она. — Меня она посвящает в свои тайны еще меньше, чем тебя.
— «Далеко-далеко»… — повторил он. — Что это могло значить?
Он вдруг вспомнил всю компанию в подъезде. Буквально через секунду он уже был за дверью. Словно испарился. Людмила только покачала головой. Она привыкла к странностям мужа.
Вся компания была в сборе. Казалось, они специально ждали, когда он вернется.
Так и было на самом деле.
— Я же сказал, — торжествующе проговорил Бочонок. — Щас он нам устроит допрос с пристрастием. По полной программе.
С него Никита и начал.
— Где она? — спросил он Бочонка, подойдя к парню вплотную.
— Кто? — сделал тот вид, что не понимает, о чем идет речь.
— Таня.
— Какая Таня? — глумился Бочонок.
«Спокойно, — сказал себе Никита, —
только спокойно. Все только начинается, поэтому спокойней, будь осторожен, Hе давай ему повода обвинить тебя потом в том, чего у тебя и в мыслях не было».
— Моя дочь, — еле сдерживаясь, ответил Никита.
_А я тут при чем? — удивленно пожал
плечами Бочонок. — Она же твоя дочь, а не моя жена. Что ты ко мне-то пристал, не пойму?
Он знает, понял Никита, но не скажет. Все они знают, но никто не скажет. Почему?..
— Почему? — спросил он.
Что почему? — переспросил Бочонок. Почему ты не хочешь говорить Что я тебе сделал?
— Вот именно! — захохотал Бочонок. — Что ты мне такого сделал, чтоб я тебе говорил? А?!
Никита отвел от него взгляд и посмотрел на остальных. Всего вместе с Бочонком их было пятеро.
Вот Серега, худой долговязый мальчишка с выбитыми в драке передними зубами. Вот Степка по кличке Шкет — в свои пятнадцать он выглядел девятилетним пацаном. И две девчонки, похожие друг на друга, как сестры-близнецы: Алка-Алкаш-ка и Надька, которую ровесники почему-то звали «Надя, у которой п… сзади». Никита не знал, почему именно они так ее звали, да, собственно, и задумываться над этим не хотел. А теперь вот почему-то задумался. Хотел думать о дочери, о Тане, о том, где она может быть, а вот думает, почему эту самую Надьку называют… тьфу, нашел, о чем думать.
Он снова посмотрел на Бочонка. Тот, не таясь, ухмылялся прямо ему в лицо, и это помогло Никите взять себя в руки.
— Ну? — уже спокойно проговорил он. — Будешь говорить?
— Да что говорить, дядя? — внезапно заорал тот. — Что ты пристал к детям?!Сидим, никого не трогаем, не пьем, не курим, не нарушаем. А ты приходишь и пугаешь, запугиваешь. Уйди, дядя, а то мы милицию позовем! — садистски улыбнулся толстяк, наступая на больную мозоль Никиты.
Никита понял, что над ним издеваются, причем не особенно это скрывая. И ему показалось это странным, раньше ребята не вели себя так откровенно подло. Внезапно он все понял…
И ему стало плохо оттого, что он понял…
Он медленно повернулся ко всем спиной и, не оглядываясь, медленно стал подниматься по лестнице. Он знал, что они ничего не скажут. Более того, он понимал, что на их месте он тоже вряд ли бы рассказал все. Потому что они, наверное, правы. То есть наверняка правы.
Он добрался до своей двери, вошел в квартиру, прошел на кухню, сел за стол. По прежнему не говоря ни слова, Людмила поставила перед ним тарелку с борщом и полстакана водки. Он даже не посмотрел на нее, остекленевшим взглядом уставившись в стенку.
Когда все это началось?!