— Для чего? — поразилась она.
— Для большого искусства. Вы даже не представляете, как вам повезло, что вы поймали именно меня…
— Я не ловила!
— Значит, мне повезло, что я вас встретил. Да садитесь же вы, не бойтесь! — повторил он.
— Я не боюсь! — храбро заявила Ада и села в машину.
Так они и познакомились.
Потом были еще встречи. И еще. И еще… Были прогулки по ночной Москве. Виталий просто обожал гонять на своем «Мерседесе» по темной набережной. Вырубал свет и давил педаль газа до отказа. В открытых окнах бешено свистел ветер, Аду бросало из стороны в сторону на крутых виражах. Она задыхалась от встречного плотного потока воздуха. Но, странное дело, ей это тоже нравилось. И она кричала в восторге:
— Еще, быстрее! Еще!..
Виталий увеличивал скорость, правда, в пределах разумного. Хотя, Господи, какой тут разум?!Три часа ночи. Пусто. На улицах ни души. Бандиты попрятались по ночным клубам. Знаменитые «ночные волки» еще только готовят свои мотоциклы к весеннему сезону. Обыватели спят. Милиция… Ах, где ты, милиция? Не видно. Никого не видно. Только они. Виталий и Ада.
— Еще быстрей!..
— Нельзя!..
— Можно!..
— Ада, не сходи с ума!..
— А я хочу!..
— Хотеть не вредно!..
— Ах так, а ну-ка, дай!..
— Сумасшедшая!..
— Я все равно отберу!..
— Пусти руль!..
— Нет!..
— Ада!..
— Нет! Нет! Нет!..
— Ты что?!
— А-а-а!..
Чудом не опрокидываясь, машина замирала. Раскрасневшаяся от бешеной езды Ада оборачивалась к Виталию, и морщины на его хмуром лице постепенно разглаживались. Ну как можно на нее сердиться! Девочка, она и есть девочка. Даже с таким божественным профилем…
Да, были прогулки, были встречи, были «тревелинги» в клубы (это слово придумал Виталий, и Аде оно очень нравилось). Было почти все, кроме двух вещей: Виталий никогда не рассказывал о своей работе и не делал никаких попыток к сексуальным домогательствам.
Последнее сначала забавляло ее — Виталий не был похож на монаха, а его естественности и раскованности мог бы позавидовать любой мужчина. Со временем отсутствие флирта между ними несколько насторожило Аду. Она посоветовалась с подругами по этому поводу (хотя с подругами никогда нельзя быть до конца откровенной!), но те не придали этому обстоятельству особого значения, как ей показалось.
— Может, он «голубой»? — высказала предположение одна.
— Голубой?
— А что? Сейчас полным-полно всевозможных цветных: голубые, там, розовые, в полосочку…
— Это как?
Подруга объяснила, что так называют бисексуалов, и тут же стала подробно излагать, чем последние отличаются от всех остальных, от нормальных. Причем ее рассказ изобиловал такими красочными примерами, такими подробностями, что Ада несколько раз покраснела. И даже на время забыла о собственных проблемах.
— Нет, ты не думай, он другой, — наконец остановила она подругу, задумалась, пытаясь правильно сформулировать. — Понимаешь, я чувствую, что он нормальный. Обычный. Без отклонений. Собак любит. Музыку слушает. Но…
— Собак! Да знаешь ли ты, что можно творить с собаками. Вот, например, всем известный Садальский…
— Хватит! И слышать не хочу все эти гадости!
— Это не гадости…
— Гадости. Мерзости. Помойка.
— Ада, успокойся, не принимай так близко к сердцу…
— Это мое дело!
— Твое, твое…
— Мое!
— О!.. Мы же просто хотим тебе помочь. А то попадешь в руки маньяка, и все, пиши пропало. Нет больше Адочки. Нет этих ножек. Нет этих грудок…
— А ну вас! Вы сами маньячки! Уберите руки!
— Недотрога…
Подруги смеялись. Дебилки, просто дебилки. Вон какие вымахали дуры. Обычные половозрелые идиотки, у которых одно на уме — кто, когда, с кем, сколько раз и будет ли еще…
Ада замыкалась, уходила в себя.
Она чувствовала, что разгадка где-то совсем рядом, но где именно — понять не могла. И лишь когда Виталий наконец пригласил ее к себе и показал, чем он занимается, она поняла — да ведь он гений! Самый обыкновенный гений. Каких тысячи. Их и на самом деле — тысячи, а не единицы, как любят утверждать. Все те, кто может делать нечто такое, чего не в силах (физических, душевных, каких хотите!) совершать другие…
— Вот моя келья, — немного волнуясь, это Ада увидела сразу, сказал Виталий, открывая дверь. — Только ты, пожалуйста, ничему не удивляйся и не бойся. Я не сумасшедший…
Пожав плечами, Ада вошла. Ничего она не боится, вот еще!
Сделав несколько шагов, замерла от неожиданности. Прямо на нее смотрел огромный глаз. Один. Черно-белый. С расширенным от неподдельного ужаса зрачком. Это была фотография необычных размеров. И воздействие от нее можно было описать лишь одним словом — удар. Самый настоящий удар. Болезненный и точный.