Потом меня сдавать они стали. За бабки. А я — че понимала в этой жизни? Только и рада угодить ребятушкам своим. И как-то сдали они меня одному барыге, а тот прямо ошалел от меня, старая скотина. Трахал меня неделю, бабки отдал Черепу какие-то сумасшедшие, а потом передал меня другому. Тоже в годах, но чуток помоложе, лет сорок ему сейчас, красивый, сука, холеный. Вот с тех пор и покатилась моя жизнь не туда, куда надо.
Чума замолчала, вспоминая. Таня боялась вздохнуть, чтоб не спугнуть, не сбить с мысли подругу. Но молчание Чумы было недолгим.
Она вздохнула глубоко, словно набрала воздуха перед тем как нырнуть, и продолжила:
— Ну вот. Красивый был гад. Два месяца дрючил меня так, что я света невзвидела. Все меня потеряли, родители с милицией обыскались, а этот хер моржовый никуда меня от себя не отпускал. Утром уйдет на свою работу, меня в комнате запрет, пожрать оставит, днем приедет, потрахает, снова уедет, а вечером вернется, и ночью такое начинает, что у меня крыша ехала. Чего он, гад, только не придумывал. Тебе рассказать, ты не поверишь, что такое возможно. И ссал на меня, и срал, и ноги заставлял целовать, каждый палец я его обсасывала, а если отказывалась — то так меня бил, что я потом готова была говно его жрать, только б он оставил меня в покое. Потом я смирилась, ни в чем ему не отказывала.
Ты когда-нибудь носки стирала мужские? Не морщись, ты еще даже не знаешь, как их можно стирать. Я каждый день снимала с него носки и по очереди, один за другим, стирала их в собственном рту. Носки у него были такие тонкие, прозрачные и вонючие. И я жевала, и он проверял потом, чисто ли я их постирала. Слюнями своими.
Каждое утро я его должна была будить ровно в семь часов. Знаешь, как? Без пяти семь, минута в минуту, брала в рот его член и начинала сосать. Через пять минут он кончал, и я должна была проглотить его сперму и сказать: «Доброе утро, господин», а если я не говорила этого, то он снова меня бил. В конце концов я стала его собакой. Да какой там собакой, я стада его вещью, его туалетной бумагой — он заставлял меня задницу ему языком вылизывать. Ты четвертый закон Ньютона знаешь? Сколько, мол, член ни тряси, а последняя — капля все равно в штаны попадет. Так вот он меня эту каплю сего члена заставлял слизывать и только после этого убирал его. И он постоянно меня трахал. В рот, взад, внос, куда там еще можно? Постоянно! Два месяца держал он меня у себя, и я уже не чаяла, что вырвусь, но однажды, когда он трахал меня в рот, что тово мне такое вдруг поднялось, что я вдруг перестала соображать. Это впервые у меня случилось, а потом повторялось, но тогда — впервые. Я вдруг взяла и укусила его член что было силы. Давно бы надо, но не могла, не решалась. Он в тот момент за уши меня держал, будто оторвать их хотел, а тут он убрал руки и завыл, дернулся, а я не отпускаю. Он бьет меня по башке, а я не могу зубы разжать, думаю, если отпущу — умру. И страшно мне, держу я его, а он орет, воет, бьет меня изо всех сил, а я жму, жму зубами. Чуть не откусила в конец. Она упала кто странно, и только тут я отпустила его, вскочила, кинулась в дверь, а она — открыта. Я из квартиры — и ходу. Даже не посмотрела, что голая абсолютно. Говорю же, затмение нашло. Потом оно повторялось, но я уже научилась его, это…как его? Контролировать? — подсказала Таня.
— Во, — согласилась Чума. — Контролировать. А тогда я бежала, не разбирая дороги. Не помню, как у ментов оказалась, как они родителей вызвали, как рассказала им про все, что со мной случилось. Только две вещи помню: счастливое лицо у отца, что его дочка нашлась, а потом — белое, когда он узнал, что со мной было. И еще как менты клялись, что эту сволочь найдут и что на зоне его кобели будут трахать.
Чума опять замолчала. Сначала Таня не спрашивала ничего, ей было страшно расспрашивать, что же было дальше, но молчание Чумы затягивалось, а любопытство пересилило страх.
— Его посадили? — осторожно спросила она.
Чума бросила на нее быстрый взгляд.
— Нет, — коротко ответила она и уставилась снова в зеркальце. — Хватит. Ребята уже должны вот-вот появиться.
И тут со стороны Сбербанка раздались выстрелы. Танино сердце сорвалось и ухнуло куда-то вниз. Так я и знала, подумала. она, так я и знала. Обязательно должно было что-то случиться. Обязательно.
Андрей остался около двери, а Генка пошел поближе к стойке, к окнам касс. Некоторое время они не смотрели друг на друга. Через минуту-другую Генка решил, что момент наступил и едва заметно кивнул Андрею. Тот приготовился.