Я уехала. Уехала, чтобы не портить молодой королеве торжества и чтобы повидать Алама. Его корабль все еще стоял в бухте Граюнта, и я застала его на борту. В гамаке с какой-то девицей — понятие верности не входило в кодекс поведения пирата. Он рассмеялся, и я тоже улыбнулась. Мы расстались добрыми друзьями.
В Граюнте меня нашел король. Явился ко мне в дом. Приехал следом, бросив жену и празднества.
Я поняла свою миссию просто. Со мной он должен отдыхать. Никаких сложных государственных вопросов, сцен, скандалов, сплетен. Он и я. И его вездесущие друзья, приехавшие следом. Король был приятно поражен, увидев, что я кое-что знаю о морском деле. Мы вместе купались и ныряли все оставшиеся дни бархатной осени. Потом он вернулся в столицу — королева была на сносях. А я отправилась в Альм-Элис. Вскоре ко мне приехали Жан с женой и Лизон с Аннетой. Сестры уже привыкли жить в богатстве и дома, в Жанине, оставаться не хотели.
У королевской четы родилась дочь. Девочку нарекли Марией. После крестин король снова вернулся ко мне. Зима в АльмЭлисе прошла весело. Его друзья тоже гостили у меня, но ряды их изрядно поредели. Вильруа после женитьбы выпал из компании. Дон Диего заезжал изредка, теперь он, похоже, смирился с тем, что я не выйду за него замуж, и предпочитал искать счастья где-то в других местах. О’Флаери тоже не было видно, но по другой причине. Король был зол на него из-за своей сестры. Та оказалась не слишком благоразумна, и плод их с О’Флаери безрассудства должен был появиться на свет не позднее середины лета, как и наш с королем. А весной за ней должен был приехать ее жених, чужеземный герцог. Король говорил, что с удовольствием повесил бы «эту сволочь», но тогда принцесса Элеонора попала бы в еще более безвыходную ситуацию. Оставалось одно — обвенчать их как можно скорее. Король и сам это понимал, но хотел проучить и напугать обоих. В середине февраля он все же дал согласие на брак, и мы отправились в Розалию на свадьбу.
Свадьба принцессы — дело нешуточное и в столицу съехался весь цвет королевства.
При дворе дон Диего уже вовсю ухаживал за графиней Ланкастер, дочкой старого пэра. Если он хотел уязвить меня, то не мог выбрать никого более подходящего. Но расчет дона Диего был более тонок — графиня Вердерина приходилась пэру Ланкастеру единственной дочерью. В их владении находилось не только богатое и обширное графство Ланкастер, но и не менее богатое и просторное герцогство Хилрод, а как пэры они собирали налоги еще в трех поместьях, включая Чандос. С этим богатством не шел ни в какое сравнение даже АльмЭлис и поместье Альтамира. Сама графиня Вердерина, по правде, была злобной занудой. Ко мне она относилась как к куску грязи на дороге, делала вид, что не замечает. Впрочем, как и многие другие. Каждый норовил показать, что знатнее и богаче всех, драгоценностей нацепить побольше, быть ближе к королевской фамилии, презирать тех, кто беднее и худороднее и пытаться заполучить еще одно поместье или титул, породниться с еще более родовитыми. Моя связь с королем заставила некоторых из них быть чуть более любезными, но в целом их отношение ко мне не изменилось. Только вот меня этим было трудно пронять. Язвительный шепот за спиной не мог задеть меня больше, чем те же оскорбления, высказанные мне в лицо доном Алонсо, лицемерным улыбкам немногих заискивающих, я доверяла не больше, чем притворно покладистому виду дона Диего. Что же до обильно источаемого в мой адрес высокомерия, то с этим я свыклась еще с детских лет.
Самой надменной из всех мне казалась жена принца Вердера, герцогиня де Круа. Даже не надменной, а какой-то равнодушной ко всему вокруг. Так другие люди смотрят на насекомых или на привычную мебель: безразлично и словно бы мимо. Высокую, с царственной осанкой, ее можно было принять за королеву скорее, чем настоящую жену короля. Наверное, так и пристало смотреть королевским особам, выражать поистине монаршее величие. Все же она мне нравилась больше остальных, может потому, что была очень красива, а может потому, что я разгадала тайну, скрытую за этим ледяным спокойствием. Помню, когда я впервые увидела маленького герцога, ее сына, меня словно озарило — точно такой же мальчуган бегает с моими племянниками по двору в Жанине. И зовут его Клеменцио Браско дель Монте. И припомнилось мне сразу, что это ведь она освободила Антонио из тюрьмы, его частые отлучки и слуга, месяцами пропадающий неизвестно где. Что ж, признаться, они красивая пара, оба высокие, стройные, кудрявые. И мне стоит помолчать о моем открытии.
Дон Диего успешно оттер всех других претендентов, и едва завершилась свадьба принцессы, объявил о своей помолвке. Его свадьба с графиней Вердериной состоялась чуть позже, весной, в апреле. Среди гостей были король с королевой, пэры, графы и герцоги. Был и дон Алонсо с супругой. Всякий раз, видя братьев Луис эль Горра вместе, я вспоминала об угрозе потерять АльмЭлис. Теперь, когда я ждала ребенка, не будучи замужем, эта угроза вновь обрела реальные очертания. Я сказала об этом королю. Рассказала все с самого начала. Просила позаботиться о будущем нашего ребенка. Он сказал, что мне нечего беспокоиться.
Моя дочь родилась в конце июля, здоровой и розовенькой, как все дети в нашей семье. Роды были быстрые, помогала мне Фиона. Я назвала малышку Жанной, и просила двух святых дев — Жанну Северную и Жанну Южную — принять мою доченьку под свое покровительство. Крестной матерью Жанны стала Эойя, крестным отцом — мой брат Жак.
Появление маленькой Жанны на свет принесло много радости. Фиона просто помолодела от счастья. Мой отец относился к Жанне благоговейно и заявил, что она самая красивая из его внучек, вызвав маленькую семейную бурю. Я сама, испытав муки материнства, теперь наслаждалась его радостями, глядя на пушистую головку, прижимающуюся к моей груди.
Лишь король, отец Жанны, никак не отнесся к рождению дочери. Он совсем не интересовался своей старшей дочерью, Юлией, она даже росла вдалеке от двора, в замке герцогини де Круа. Говорили, она вполне может быть незаконнорожденной, и этим объясняли холодность короля. Ко второй дочери, Марии, он тоже был равнодушен. Осенью королева разрешилась от бремени мертвым мальчиком, и лишь это его огорчило. Но я не теряла надежду — некоторые мужчины начинают интересоваться детьми лишь после того, как им исполниться три-четыре года.
Энрике приехал поздравить меня с новорожденной позже всех, он был на похоронах своей бабушки, старой графини. Хоть в последнее время мы с ней и не ладили, я помолилась об успокоении ее души, вместе с душами Филиппа и Педро. Каждый год я поминала обоих, но в этот год у меня было особенное чувство. Роди я ребенка одному из них, сыну или дочери было бы уже от семи до четырех лет. Судьба распорядилась иначе, но в своих молитвах я просила их помогать Жанне на ее жизненном пути.
Следом за Энрике приехал О’Флаери. С ним у меня состоялся такой разговор:
— Алисия, я приехал поговорить с вами. Не знаю, известно ли вам, но у короля сейчас новая пассия в столице. Дочь гранадского эмира.
— Вы уже третий человек, кто поспешил меня этим обрадовать.
— Я сказал это не затем, чтоб вас встревожить, ему она скоро надоест. Не в этом дело. Я хотел поговорить о другом. Вы и я, у нас много общего. И у вас и меня происхождение оставляет желать лучшего. Но у нас есть кое-что получше — мозги. Ими мы и пробили дорогу в жизни. И сможем добиться еще большего, если станем союзниками.
— Я не вполне вас понимаю.
— Есть вещи, которые мужчина не может сказать мужчине. И наоборот, некоторые вещи женщины могут знать, но обсуждать их с мужчинами не стоит. Канцлер Монтиньяк стареет и это не прибавляет ему мудрости, к сожалению. В недалеком будущем я хочу занять его место. Я могу говорить королю о том, как лучше поступить, и говорю часто. Но вы сами знаете, как он умеет не слушать, если не хочет. И потому мне нужна женщина. Умная женщина, которая будет ему говорить о том же, но иными словами. Не убеждать его, как я, но настраивать на нужный лад. Моя выгода вам ясна, не правда ли? Сейчас я расскажу о вашей. Стабильность, вот что вы выиграете. Я буду безжалостно отсекать всех ваших соперниц. Ну и, разумеется, если у вас будут какие-нибудь пожелания по поводу вашей семьи… Я думаю, в наших силах будет это устроить.