Собрав волю в кулак, Фьорд сделал шаг, за ним еще один и еще. Солнечный свет пролился на голову и плечи мага сквозь сито из трепещущей на ветру листвы, наполняя энергией первородного огня. Проход выходил на поверхность далеко от берега, скрытый в россыпи камней и зелени разбушевавшегося леса. Ровные стволы тянулись к небу, утопая в нем ветвями, переполненными птичьими голосами.
Фьорд поспешил вперед, совершенно позабыв о боли в колене. Лес отступил, давая место перешептывающимся колосьям на тонких высоких стеблях, тесно жмущимся друг к другу. Узкая колея с прожилкой мохнатой травы разрезала поле на две золотистые хлебные корки.
Фьорд опустился на колени и, взяв горсть земли, поднес к лицу. Она пахла солнцем, хлебом и свободой, и совсем была не похожа на колючую пыль, в которой Эжен взращивала свой маленький сад.
Улыбнувшись своим мыслям, Фьорд лег на землю и закрыл глаза. Переполнявшая его тревога отступила, но на ее место пришла невероятная тяжесть во всем теле. Ему нужно было отдохнуть совсем немного, и тогда он сможет идти дальше. Всего несколько минут сотканных из колосьев и жарких полуденных лучей.
— Тебе никогда за мной не угнаться! — смеялась Нури, легко рассекая поле. Загорелые щеки раскраснелись, колосья царапали босые ноги, но девочка думала только о догоняющем брате — мальчишке девяти лет, что-то кричавшем ей вслед. Брат был старше ее на год, но все, кто видел их вместе, считали их близнецами: оба с кучерявыми волосами, в которых запуталось солнце, и полными детского восторга голубыми глазами; мягкие губы, испачканные лесными ягодами, и курносые носы, за которые они постоянно таскали друг друга.
— Когда мать спросит о ваших расцарапанных коленках, я расскажу ей, как вы двое растоптали половину посевов! — крикнул им вслед идущий по дороге мальчик тринадцати лет. Его звали Шел и каждый день он был вынужден присматривать за братом и сестрой, которые и не думали обращать на него внимания. «Шел-зануда» дразнили они его и бросались в рассыпную, зная, что он задаст им трепку, если только поймает.
— Ой! — вскрикнула Нури и замерла на месте. Брат догнал ее и набросился сзади. Нури устояла на ногах и, пихнув Лута локтем в бок, указала пальцем перед собой.
— Здесь человек! Человек! — завизжал Лут, прыгая с ноги на ногу от возбуждения. Их дом одиноко стоял среди полей, и кроме членов семьи мальчик никого больше не знал.
Нахмурившись, Шел побежал к застывшим на месте детям и вскоре увидел ошеломившую их находку. Присев возле лежащего без сознания парня, Шел сказал брату с сестрой отойти в сторону, и поднес пальцы к носу незнакомца. Его дыхание было слабым и неровным. Шел не мог не обратить внимания на глубокую рану на плече и изодранные руки.
— Эй, — Шел легко потряс его, но тот так и не открыл глаза. Приподнявшись, он осмотрелся в поисках того, кто мог напасть на чужака, или хотя бы следов борьбы, но ничего не обнаружил.
— Вы двое, подержите, — Шел отдал Нури корзинку для орехов, в рощу за которыми они и направлялись, и взвалил незнакомца себе на спину. Несмотря на свой малый возраст, Шелу приходилось выполнять всю мужскую работу в доме, и он рос довольно крепким парнишкой.
Дорога к дому была невыносима. Нури и Лут не переставали задавать глупые вопросы о найденном человеке и спорить друг с другом, солнце беспощадно жгло голову, а от груза на спине пахло кровью.
Шел не заметил, как ноги принесли его к разбитому вокруг колодца саду, за зеленой шапкой которого укрылся чисто выбеленный глиняный дом. Ветви небольших деревцев клонились к земле, увешанные плодами всех размеров и цветов. На колодце, в пятне света дремал лесной кот. Нури с братом нашли его еще котенком и притащили домой, со слезами на глазах умоляя оставить.
Кот лениво открыл глаза, едва заслышав о приближении детей. Лут побежал к дому, и сестра кинулась за ним, не желая ничего пропустить.
— Шел принес домой мертвого человека! — прокричал Лут, оббежав дом и остановившись перед сидящей на скамье женщиной, занятой штопаньем платья дочери. Тонкие руки с хрупкими запястьями замерли, не завершив стежок.
— Это я его нашла, я! — Нури толкнула Лута и показала тому язык.
— Мертвый человек, мертвый человек! — не унимался мальчишка.
— Он жив, маленький паршивец, — просипел Шел, появившись со своей ношей из-за угла дома. — Умолкни, пока я не выпорол тебя.
Лут тут же затих и отступил в сторону.
— О, Всевидящая Матерь, — женщина отбросила в сторону шитье и помогла сыну осторожно опустить бессознательного парня на траву в тени дома.
— Мы нашли его в поле, совсем близко к роще, — тихо сказал Шел, смотря на мать. — Он дышит, но слишком слаб.
Женщина посмотрела на раны парня, закусила губу и убрала с его лба спутанные волосы. Кожа была перепачкана, но кроме пары царапин, женщина не обнаружила ничего похожего на знак, которым отмечали магов. Облегченно вздохнув, она подозвала Нури и Лута.
— Принесите полотенца и воду, нужно умыть его и обработать раны. Шел, помоги перенести его в дом. Сорро со своими дружками все никак не уймется, — с досадой сказала женщина и посмотрела на клонящееся к горизонту солнце.
Фьорд поморщился и, ощутив под пальцами прохладу простыней, резко сел, готовый обороняться. Однако его тело думало иначе, ответив на подобный порыв тошнотой в горле и леностью в мышцах.
— Тише, тише, — сидящая у постели женщина положила ладонь на его грудь, возвращая парня в лежачее положение. — Тебе стоит восстановить силы, прежде чем ты сможешь ходить. Оружие, которым тебя ранили, было отравлено. Яд не смертелен, но чем дольше находится в теле, тем сильнее оно немеет. Я перевязала твое плечо и ладони, но придется подождать, пока кровь очистится от яда. Как давно на тебя напали? Обычно полное онемение от слюны каменной жабы наступает через семь-восемь часов, но, похоже, его действие уже идет на спад.
Фьорд едва приподнял правую руку, посмотрев на чистые полоски ткани, скрывавшие ладонь.
— Всего лишь царапины, — с трудом прошептал он. Тяжесть в языке была не меньшей, чем во всем остальном теле. Его мысли пьяно шатались по закоулкам сознания. Неужели с момента его побега прошло меньше суток?
Фьорд перевел взгляд воспаленных глаз на женщину, пытаясь получше рассмотреть ее. Он никогда раньше не видел столь мягкой голубизны глаз и светлых кудрявых волос, хрупких, даже несмелых черт лица, за которыми крылось доброе сердце. В его деревне, куда ни посмотри, были широкогрудые мужчины и плечистые женщины с тяжелыми головами и такими же характерами. Все, кроме предателя Дюка.
Внутри Фьорда закипела ярость, но стихла, стоило женщине вновь заговорить. У нее был немного сиплый голос, но Фьорду нравилось его звучание.
— Меня зовут Мира. Мой сын нашел тебя в полях по дороге на восход. Как твое имя? Что с тобой произошло?
Фьорд отвел взгляд. Он лежал на кровати, приставленной к стене светлой комнаты, в центре которой стоял стол из дерева и три стула. В дальнем углу расположился небольшой шкафчик, а соседний угол заняла печь. Деревянная окантовка стен под самым потолком была покрыта росписью из зеленых листьев и красных ягод. Такой же узор украшал мебель, опоясывал печь и наполнял жизнью белую тонкую занавесь на небольшом окошке. Из виднеющегося за спиной Миры прохода выглядывало любопытное личико девочки, невероятно похожей на мать.
— Я ничего не помню, — так и не подняв на Миру взгляда, ответил Фьорд. Как он мог признаться давшей ему кров женщине в том, что он беглый маг-отступник, отринувший законы Церкви?
— Ты можешь остаться здесь, пока твоя память не вернется. Мне пригодится еще одна пара рук. Ну, или же хотя бы одна рука, — добавила Мира, посмотрев на перебинтованное плечо парня и улыбнувшись, встала со стула. — Отдыхай, скоро будет ужин.
Женщина вышла из комнаты, а следом за ней исчезла и белокурая головка ее дочери. Фьорд прикрыл глаза и сам не заметил, как на него опустился полог сна.