Цинично? Отнюдь.
Попытка подрыва экипажа кончилась неудачей. Канцлер осталась жива. Эолис молился на ту операцию, но увы… Возможность избавиться от самой влиятельной (и архаичной) женщины уплыла, как рыба в глубоководье.
Теперь Илай и другие юноши подземелья, достигшие брачного возраста, исполнят танец в день весеннего равноденствия на празднике красоты. Самых ярких, самых лучших, самых красивых канцлер отберёт в свой гарем. Мятежники тщательно проработали легенду, достали документы для каждого из них, будто бы парни происходили из благородных семей… Госпожа канцлер ценила юность и невинность — с этим у молодых мятежников тоже был порядок.
Попасть в гарем, убить его хозяйку, а после — поднять восстание и взять в осаду монарший дворец. Таков был новый план.
— Ты всегда найдёшь повод оградить меня, верно, отец? — съязвил Илай. — С чего ты взял, что она меня выберет?
— Потому что ты лучший, — пятернёй Эолис пригладил отпрыску волосы. — Потому что ты мой, потому что додумался просить нашу гостью о вычурных ливенорских фуэте в надежде поразить зрителя. А ещё, я знаю, только ты сможешь пронести вот это, — дроу достал из кармана пузырёк, полученный щедростью дриадской наёмницы.
— Что за..?
— Яд древолаза. Одна царапина и врагу конец.
Илай присвистнул.
— Да, пожалуй, с этой вещью мне будет гораздо проще.
Юноша взял флакон, медленно покрутил, вглядываясь в пляшущие отблески. Ядовито-рыжая субстанция внутри выглядела неестественно. Как будто флуоресцентный свет превратили в жидкость и поместили в этот маленький пузырёк.
Наблюдая за сыном, Эолис вздохнул. Он понимал, что грядущая миссия — верная смерть, но ничего поделать не мог. Если он отправит на задание сыновей других мятежников, а своего оставит в тепле и безопасности, это спровоцирует протест. Восстание. Внутренний раздрай.
Бунт Эолис позволить себе не мог.
Дроу встал со скамьи, отряхнул с колен невидимые пылинки. Пора было отправляться на совет. Эвакуация города требовала тщательной подготовки и координации, сбора припасов, лекарств, тёплых одежд и одеял, переправки детей, раненых и тех, кто не держал оружия. Эльф положил руку на плечо сына, крепко сжал. В этот жест он вложил всю свою любовь, тревогу, сомнения, невысказанные слова.
— Позволь мне хотя бы остаться в ночь Полнолуния? — вздохнув, попросил Илай. — Я клянусь, что сразу после торжества, без единого возражения, покину это место и отправлюсь в Одиннадцатый.
Через несколько дней начинался религиозный праздник — Ночь Богини Полнолуния. Этой ночью мятежники позволяли себе отдых, поздний отбой, задушевные разговоры и песни под звуки старой лютни.
— Добро, — кивнул отец. — Только обещай не свернуть себе шею во время ледяных катаний. И поднимайся. Мы идём на совет.
Глава 30
Тишина бывает разной.
Грозной и густой после ссоры. Звонкой и сводящей с ума перед неизвестностью. Нежной и мягкой в ночь, когда выпал первый снег. Ласковой, как шелест юбок матери, тихо ускользающей из детской после чтения сказки.
Терпкой и ноющей после страстной ночи. Терпкой от воспоминаний, воспламеняющих кровь, и ноющей — от жгучего желания вернуться в объятия любимого.
Эолис едва вышел за дверь, а я уже начала скучать по нему.
Его тишина была особенной, наполненной его присутствием. Она обволакивала меня, как тонкий пуховый шарф, напоминая о каждом прикосновении, каждом взгляде, каждом шепоте. Она была со мной везде. В запахе пергамента на столе, в чуть приоткрытом сундуке с дорожными вещами, в плаще, небрежно брошенном на спинку стула, в смятом куске войлока, которым он укрывался по ночам.
Я подошла к зеркалу — зеркалом у Эолиса служил отполированный медный диск — и удивилась сама себе. Никогда раньше я не была такой красивой.
Взлохмаченные волосы падали небрежным каскадом, глаза горели озорным огнем, на губах застыла полуулыбка, та самая, которую Эолис любил дразнить поцелуями. Я видела в отражении женщину, познавшую любовь и принявшую ее дары без остатка. Небрежная, немного сонная, чуть взъерошенная в рубашке, наскоро наброшенной на голое тело, я была в лучшем своём обличии.
Какое невероятное блаженство — забыть о сложной причёске и неудобном платье. Наряжаться по случаю, сбрасывать оковы, выкованные из серебристых пуговиц. Босоногая, простоволосая, полуобнажённая я чувствовала себя близкой к божественному пьедесталу.