Проснулась резко от громкого звука. Вдалеке послышался стук ритуальных барабанов.
— Пойдём? — любимый подал мне руку.
На глазах у воинов наша любовь пряталась в раковину. Мы не держались за руки, не касались мимолётно, не дарили друг другу ласковых взглядов. Не все мятежники были добры ко мне, не все были согласны с моим присутствием. Именно поэтому Эолис отправлял меня в мирную часть лагеря к теплицам и школярам. Жители этого квартала отличались добротой и терпимостью, пониманием и кротким нравом.
— Иди, мой Эолис, я задержусь, — улыбнулась я. — Позволь сменить платье. В конце концов, я иду на праздник.
Глава 34
Возле казарм дроу разожгли большой костёр. Расставили по кругу сундуки, пни и лавки, а вместо столов использовали собственные щиты, обращённые эмблемами вниз. Вогнутые, продолговатые с остриём на конце щиты мятежников не имели гербов: дроу замазывали их чёрной краской в знак протеста против благородных Домов Вольмонда.
Запах жареного мяса щекотал ноздри, смешивался с ароматом сбитня, сваренного по вольмондскому рецепту. Эльфы улыбались, шутили, тыкали друг в друга пальцами, подначивая и подтрунивая. В свете костра кожа их казалась темнее, а белые волосы, напротив, сияли, как нити лунного света. Их голоса, низкие, рокочущие, уникальные и по-своему красивые лились небрежно в праздных беседах и невинных диспутах.
Я слышала смех, среди множества лиц узнала нескольких персон. Задумчивого Илая, погружённого в свои мысли, угрюмого Оассиса, молчаливого Юана. Мой новый учитель магии слабо улыбнулся какой-то шутке, но улыбка, едва тронувшая его губы, преобразила лицо и спрятала тонкий шрам.
Десятки глаз скользнули по мне, когда я подошла ближе и огонь выхватил мой облик из темноты. Дроу рассматривали всё ещё с любопытством — в этой части лагеря меня видели редко — но без тени враждебности.
— Да осветит Богиня твой путь, — произнёс Илай приветственную речь и тут же подвинулся, освобождая место.
— Пусть и на твою долю выпадет свет, — проговорила я, присаживаясь к нему на лавку. — Что нового в твоих делах?
— Дела мои… сносно, — пожал плечами скромник и кивнул в сторону Эолиса. — Сегодня отец вынесет вердикт.
Командир повстанцев занимал самое почётное место из всех возможных: орудовал ножом у костра, разделяя куски мяса на вертеле. Он был словно атаман, деливший добычу между разбойниками. Добычей, однако, оказалась вовсе не дичь, пойманная в лесу, а обычная коза из хлева, которую зарезали ради торжества.
Бедняга! Возможно, это была одна из тех коз, которых я когда-то кормила ботвой…
— Все в сборе? — послышался окрик. Тёмный эльф с листом пергамента в руках придирчиво осматривал толпу. — Где Леон?
Когда Леона внесли, я узнала в нём дроу, приговорённого к казни. Его собратья давно пришли в себя и оправились от ран, а он спустя недели — не недели, месяцы! — был всё ещё очень плох. Его усадили к плетёное кресло, сконструированное специально, а ноги укрыли серым войлочным одеялом.
— Порядок, можем начинать, — крикнул его товарищ.
Эльф с листом пергамента прокашлялся, вышел на площадку, хорошо освещённую и всеми обозреваемую, и, прочистив горло, заявил:
— Сегодня в этот священный праздник мы покажем вам пьесу. Да-да, комедию под названием «Штаны дурака Аурелия».
От одного наименования в толпе прокатился гогот.
— Итак, действующие лица. Муж, — дроу показал на своего товарища, — жена, — указал на следующего высокого и широкого в плечах, — слуга и, собственно, Аурелий, — здесь он поклонился, демонстрируя зрителю, что Аурелия будет играть он сам. — А начинается сие действо вот как: однажды жена, прикинувшись больной, попросила супруга отправиться к аптекарю за снадобьем. Пока муженёк ходил, она покамест развлеклась с полюбовником своим, Аурелием, — эльф снова отвесил шутовской поклон и получил презренное улюлюканье. — Но, вот незадача, вместо холщёвой лекарственной сумки она вручила супругу штаны своего кавалера…
Под всеобщие смешки и хохот представление началось.
Вольмондцы, искусные иллюзионисты, оказались ещё и талантливыми лицедеями. Пьеса была комедией, но юмор у неё — вольмондский. Женой оказался огромный мускулистый воинственный дроу, а мужа и любовника играли худые и жилистые.
Зрители хохотали до слез, давясь сбитнем и отбивая ритм по коленям. Сюжет был для меня нетривиален. Муж и любовник, осознав бессмысленность соперничества, объединились, сдружились и прогнали жену-злодейку прочь из дома. Грубые шутки, гиперболизированные жесты, нарочито нелепые позы — все работало на создание комического эффекта. Угрюмый Оассис кривил губы в подобии улыбки, Юан смеялся, даже Леон, закутанный в войлок, улыбался слабо, но счастливо.