Любимый подошёл ко мне и опустился на колени.
— Не надо, моя королева. Не жертвуй понапрасну. Вот смотри, — протянул мне ладонь с серебристой меткой. — У меня контракт, срок его скоро истечёт, а условия не выполнены. Жить мне осталось недолго. Зачем тебе бросаться в бой, моя свирепая воительница? Ради чего?
Я много раз видела этот рисунок на его руке и никогда не придавала значения. И только сейчас вспомнила, что встречала подобные письмена в ливенорских летописях — такие метки оставляли дриады, когда заключали договор.
— Не думай, что я избавляюсь от тебя. Нет. Я люблю тебя и разлука разобьёт мне сердце. Но я твой. Твой, слышишь? Целиком и полностью. Ты можешь иметь сколько угодно мужей и наложников. Можешь завести хоть целый гарем, а я останусь один. Заклеймённый тобой, верный своей любви душой, телом и духом. Каждый день и каждую ночь мои мысли будут с тобой. Я стану лепниной в зале торжеств, когда ты будешь кружиться в танце. Обращусь гобеленом в твоей спальне, когда займёшься любовью. Наша связь нерушима и она потянется нитью. Но, прошу, не заставляй меня разрываться. Возможно, мне суждено потерять сына, но позволь защитить хотя бы тебя.
Я мотала головой, глотая слёзы. Слушала его исповедь и плакала, а Эолис, стоящий на коленях, шептал признания и целовал мои руки. Его чувства были понятны мне. Его страхи осязаемы. Атака, потеря города, гибель товарищей, смерть, дышащая в затылок, повергли любимого в уныние. Он был на пределе.
— Хорошо, — еле выдавила из себя я. — Хорошо, я уйду, если ты так этого хочешь. Но прежде чем мы расстанемся…
Последний раз. Должны же мы запомнить наш последний раз.
— … возьми меня. Возьми, не думая о моём удовольствии. Именно так, как хочется тебе. И не смей в этот раз поклоняться мне.
Глава 43
Два фиалковых глаза посмотрели на меня с мольбой.
— Ты же знаешь. Я не умею… так.
Лёгкий отрезвительный шлепок. От обиды, злости, отчаяния и неверия.
— Не умеешь или не хочешь?
Эолис приложил ладонь к своей горящей щеке и с наслаждением потрогал. Он любил, когда я так обращалась с ним, мне же сейчас было не до игр.
— Ты несправедлива ко мне, моя королева. — дроу медленно поднялся с колен и посмотрел с высоты своего роста. — Но твой приказ не обсуждаем, верно?
Печальная улыбка тронула его губы, а меня — только разозлила. Я зарылась пальцами в пепельный хвост, с силой потянула на себя, заставляя наклониться. Поцеловала грубо и требовательно. Надавила, стискивая в объятиях, и почувствовала, как в нём нарастает ответная ярость.
Распаляясь, мы не чувствовали холода.
Рывками я выправила тунику из его брюк, оцарапала ногтями антрацитовую кожу, и он зашипел как раненый зверь. В ответ подхватил меня на руки, заставив обнять ногами торс, и грубо прислонил к шершавой стене. Терзал губами губы, вторгался языком в рот, покусывал, оставляя багровые следы на плечах и шее.
Эхо пещеры разносило мои вздохи и всхлипы, утяжеляло стоны, делало звонче звуки поцелуев. Где-то неподалёку фыркнула лошадь, невольный свидетель нашей прощальной литании.
— Эолис, — задыхаясь шептала я. — Мой. Ты мой, а я твоя.
— Твой, — рычал он, обжигая поцелуями кожу. — Всегда.
Он поставил меня на ноги. Наклонился, чтобы провести языком по ушной раковине, легонько прихватил зубами острый кончик.
— Ты сказала, не думать о тебе, любовь моя? — ещё раз спросил он. — Только о себе?
— Да, именно так. О себе.
Эолис улыбнулся мне в губы. Подчиняясь просьбе, резко развернул и прижал к холодной, неровной поверхности стены. Мои руки уперлись в шершавый камень, задница призывно оттопырилась. Дроу приспустил штаны и оголил мои ягодицы. Его дыхание обжигало шею, руки ласкали бёдра. Прижимаясь ко мне всем телом, шептал слова любви и раскаяния. Вопрошал хорошо ли мне, не больно ли…
Он вошел резко, без подготовки, и я вскрикнула от неожиданности. Мы купались в этой безумной страсти, в животной ярости, но не забыли о горечи расставания. Были вместе здесь и сейчас.
В последний раз.
Я лихорадочно запоминала его ласки, поцелуи, запах, толчки внутри меня. Руки с прожилками вен. Хриплое дыхание, смешавшееся с моим. Тепло его жилистого тела.
Занималась любовью и беззвучно плакала.
Время, пожалуйста, остановись. Не беги так быстро, не утекай сквозь пальцы, будь милосердно!
Когда агония достигла пика, я вцепилась в щербатый уступ и прокусила губу до крови. Эолис издал утробный рык, вторя моим ощущениям, и резко вышел.
Его семя пролилось на молчаливые камни.
Когда он снова развернул меня к себе, мы стояли обессиленные и опустошённые, прижавшись друг к другу. На месте бешеной страсти осталась ноющая боль и пустота. Эолис медленно выпрямился, все еще удерживая меня у стены, и нежно поцеловал в макушку. Затем бережно вытер мои слезы тыльной стороной ладони.