— Хорошо, — стеллажи с картонными коробками для быстрых завтраков заканчиваются так быстро, что мы внезапно оказываемся возле кассы. Я жду. Он должен сам поставить корзинку на ленту. Я не могу забрать ее, вновь не задев его рукой. Такое не может повториться.
Он ставит корзинку на ленту.
— До вторника, мисс Оуэн.
— До вторника.
Упругие завитки пшеничного цвета на голове дергаются каждый раз, как тучная женщина на кассе с бейджиком «Оливия» пробивает мою очередную покупку. Наконец, все сложено в пакеты, и я могу отправиться домой. Время в супермаркете показывает половину седьмого. Нужно запомнить и изменить расписание. Я больше никогда не зайду в этот магазин в среду в 7 вечера. Всего можно избежать. И это просто одно из предупреждений.
Кондиционер в машине сломан уже давно, но мне никак не удается втиснуть в свой график посещение мастерской. Духота в салоне наполняется запахом петрушки и базилика. Пот медленно бежит по спине, связывая мою кожу с рубашкой. Рубашка застёгнута на все пуговицы. Пуговицы на рукавах рубашки блестят, отражая свет в салоне.
Мне нужно добраться до дома как можно скорее. Беспокойство задергало тонкими лапками и сердце затопило волной тревоги и волнения. Нельзя допускать изменений в расписании. Нельзя. Я поглядываю на пакет, в котором лежит заветный тюбик с мазью.
Зеркало не умеет врать, оно говорит то, что видит. Оно говорит только правду, какой бы она не была. Ты можешь быть честной только перед ним. Сейчас оно говорит мне о том, что тонкие полоски, которыми усыпана вся моя кожа на руках и бедрах нуждаются в волшебном тюбике с мазью. Жара стоит уже вторую неделю, а мои рубашки становятся все темнее и толще.
Мазь покрывает бедра и руки тонким зеленоватым слоем. Приходится ждать, прежде чем я надену домашнюю одежду. Мне нужно немного времени.
Несколько работ, которые я успела захватить, ожидают своего часа, и я мысленно взываю к Вселенной. Среди них не должно быть работы Дастина. Я не могу читать его мысли. Не могу читать его мысли.
Если упорно себя убеждать в чем-то, то в конце концов ты веришь во все это и это работает. Я могу сколько угодно отрицать, что парень с медовыми глазами не волнует меня. Я могу сколько угодно отрицать, что одно его существование в кабинете литературы по вторникам, заставляет меня чувствовать себя неуютно. Но это не изменит того факта, что уже полгода я ненавижу мед и темно-синие футболки. Я стараюсь избежать всего, что может нарушить мой покой. Мою тишину и мои планы. Ведь если нарушить то, что ты так долго строишь, это не принесет ничего хорошего. Все станет только хуже. И тогда я не смогу даже надеяться, что исчезну бесследно с лица земли.
Порез на бедре как назло и не планирует заживать. Что с ним? Я ещё раз оглядываю свое тело. Тело выглядит безжизненным, голубые вены, расположены слишком близко к поверхности. Коротко остриженные ногти. Шрамов на правом бедре оказывается больше. Они похожи на паутину. Новые поверх старых причудливо складываются в одну из мозаик, которую я видела в церквях. Тогда. В той жизни.
Тело ноет.
Глава 2
— Ханна, подождите, — ко мне слишком быстро приближается один из преподавателей. Я не помню его имени, это и неважно. Джинсы и белая футболка, натянутая на груди. Очки в черной оправе подчеркивают высокие скулы и смуглую кожу.
— Да.
— Простите. Я — Адам, — наверное, мое замешательство отображается на лице. — Профессор Браун.
— Ах, да. Привет, Адам.
— У нас через две недели намечается юбилей у профессора Олсена, и мы планируем устроит ему сюрприз. Ты же знаешь, что он уходит на пенсию в конце учебного года?
— Отличная идея, — конечно же я слышала весь этот хаос, но предпочла игнорировать его. Но Адам, кажется, решил, что меня нужно обязательно в это посвятить.
— Мы готовим пьесу. Тебе нужно выбрать исторического персонажа 17- 18 века и подготовить костюм. У нас есть несколько вариантов, но вдруг у тебя уже есть кто на примете.
— Пьесу? Спасибо, Адам, я вынуждена отказаться.
Естественно, я вынуждена отказаться. Для человеконенавистника, как я, это хуже расстрела. Разве, нормальные люди ставят пьесы на день рождения? Где мы? В каком мире?
— Ханна, ты не можешь отказаться. Все уже решено. Иначе придется объяснять свой отказ ректору. Это его идея.