Граф Ротенбург с кривой ухмылкой закончил рассказ и откинулся в мягкие кожаные объятья своего кресла. Он смотрел на нас поверх бокала, и в его пронзительных голубых глазах плясали отблески огня. Граф озорно рассмеялся.
- Ну, что? Языки от страха проглотили?
Раздалось покашливание и смех: мы пытались прогнать охватившее нас безрадостное настроение.
- Скорее от скуки, - фыркнул один из джентльменов. - Мне уже приходилось слышать эту историю, и, по крайней мере, один раз - из ваших уст!
- Ага, - подчёркнуто зевнул другой. - Полагаю, вы сами же злоупотребили собственным гостеприимством.
Я с некоторым трудом заставил себя подняться с кресла и побрёл к окну. Винный погреб графа Ротенбурга являл собой предел мечтаний любого жителя Нульна, и большую часть вечера мы провели в попытках проделать в его запасах хотя бы небольшую брешь. Помутневшим от выпитого взором я обозревал залитый лунным светом декоративный сад графа и пытался прогнать от себя наиболее неприятные моменты его рассказа.
Всякий раз, когда мы встречались, главной темой наших разговоров становились истории о неслыханных ужасах и загадочных происшествиях. Сомневаюсь, что кто-либо из нас сумел бы указать на происхождение этой мрачной традиции, однако теперь, кажется, каждое наше собрание становилось только предлогом для того, чтобы снова и снова погружаться в глубины самых нелепых фантазий. Я поёжился.
Мы, разумеется, высмеивали даже самые шокирующие рассказы, но я не переставал размышлять о том, к чему всё это могло нас привести. От нашего жгучего желания перепугать друг друга мне становилось не по себе.
Страшные сказки имеют обыкновение возвращаться и преследовать рассказчика.
- У меня есть история, - пролепетал кто-то сзади, - правда… вот не знаю, правильно ли это… стоит ли рассказывать её.
Комната разразилась смехом.
- Ого! - воскликнул граф, подаваясь вперёд в своём кресле, - что ты за притворщик, Гормон! "Не знаю, правильно ли это". Каково, а!? У нас здесь не кружок жеманных девиц!
Я отвернулся от окна и обнаружил, что пресловутый Гормон был невысоким, невзрачного вида пареньком, которого я раньше как-то не замечал. По-видимому, он был жутко пьян, и его усадили подальше от света камина, в тёмный угол подле двери. Когда наша компания обратила на него своё внимание, он сел обратно в кресло, укрывшись в нём, словно загнанная в угол крыса. Кажется, он уже жалел, что открыл рот.
Судя по всему, наш гостеприимный хозяин был заинтригован.
- Ну-с, племянничек, - обратился он к молодому человеку, - чем ты хотел с нами поделиться?
- Я не думаю… не уверен, можно ли… - прошептал тот, нервно ёрзая в кресле.
Мы молчали в ожидании, когда он продолжит.
- Я, вот, кое-что принёс…
Снова раздался взрыв дружного смеха; один из гостей принялся отчаянно хлопать себя по ноге.
- Он что-то принёс! Что-то принёс! Говорите, юноша! Мы жаждем развлечений!
Я вгляделся в облако табачного дыма, чтобы рассмотреть Гормона. В его выражении лица было что-то затравленное, что нельзя было приписать выпивке - он явно разрывался между страхом и желанием произвести на нас впечатление.
Ещё пару минут он отнекивался, пытался отвертеться, но скоро шум и разглагольствование гостей стали такими оглушительными, что заволновались даже слуги.
- Что ж, прекрасно! - прокричал он посреди общего гула с торжествующим и в то же время испуганным видом. - Я расскажу!
Красивое лицо графа искривила ухмылка, в комнате стало тихо. Я оглядел это сборище внимающих лиц. Вино и отблески огня придавали нам облик голодных демонов, с вожделением взирающих на беззащитную жертву. Я очень хорошо знал, что окончание истории Гормона будет непременно встречено вежливыми насмешками, но в тот момент мы все до единого жаждали услышать эту историю.
- Умоляю только, пусть это останется между нами! - волнительно прошипел Гормон.
Граф закатил глаза, но всё же зашикал на слуг, и те вышли.
Мальчишка нервно откашлялся и, отвернувшись, принялся копаться в сумке.
- У нашей семьи вот уже несколько десятилетий один и тот же доктор, - начал он. - Густав Инсель. Вы, может, слышали?
С какими-то бумажками в руке и с вопрошающим выражением лица он обернулся к нам.
- Это его дневник. Вернее, некоторая его часть. Господа, обещаете ли вы хранить молчание?
- Да живее, юноша! - так повелительно прикрикнул на него граф, что тот даже затрясся.
- Да… что ж, прекрасно, - вымолвил он, - уверен, все собравшиеся понимают, что в этом деле следует проявить осмотрительность.