— Вот! — подмигнул он мне. — Так что, если хочешь, можешь оказать ей посильную помощь.
Что ж, это было как раз по мне, и, радуясь возможности хоть как-то выразить свою благодарность, я с готовностью закивала.
А в это самое время во дворе кипела работа: готовилась рабочая смесь, зачищались и обрабатывались поверхности, которые следовало склеивать, а также велись разговоры, слышались безобидные поддёргивания, шутки и смех.
— А она так ничё, — как бы между прочим заметил Нолан. — Я говорю о Стейси.
— А я думал, о тётке, — ухмыльнулся Том, вертящий в руках её ногу.
— Вот болван!
— Я с тобой согласен, Нол, — отозвался Робсон. — Девушка что надо: кукольная фигурка, красивые волосы, большие глаза... Она очень фотогенична.
— Кому что! — улыбнулся старший Росс. — Я имел в виду другое: у неё есть все данные, дабы охомутать моего братца. А то ведь с тех самых пор, как его признал свет, он ничего не знает, кроме работы. Пашет как негр на плантации. Может, хоть Стейси удастся напомнить ему, что он живой человек, а не только рабочая машина.
— Кому? Энджеллу? Этому замшелому камню? Ха! Не смеши меня, дружище! По-моему, он напрочь забыл, что в мире есть удовольствия и отдых.
— Может, пришло время ему это вспомнить? Тем более, что он так смотрел на девушку...
— Угу. А на эту вот тётку он каждый день смотрит — и что? Вон оттяпал ей ногу!
— Нет, — не сдавался Нолан, — надеюсь, на этот раз всё будет по-другому: Стейси удастся его заинтересовать.
— Не дождёшься! Энджелл — сухарь, о который она все зубы сломает.
— Может, поспорим?
— А давай! — забурлил азарт в венах Айтчесона, заставляя его протянуть Нолану пятерню. — Я говорю, что ничего у этой девушки не выйдет!
— А я утверждаю, что он влюбится наконец!
Крепкая рука Нолана вцепилась в ладонь друга, и тут же два голоса разом подстегнули Робсона:
— Томыч, разбей!
...Конечно же, ни я, ни задержавшийся в доме Энджелл об этом споре ничего не знали. К несчастью. О чём впоследствии у нас появился повод пожалеть.
Договор
Одной из причин, по которой кафе Берти имело успех, было, конечно же, его месторасположение. Прибрежная зона, свежесть и прохлада даже в самую сильную жару, порядок и чистота, без сомнения, привлекали в этот район множество людей. К тому же известные бренды построили здесь свои бутики, способствуя активизации и без того бьющей ключом интенсивной жизни; и, посещая различные салоны, решившие потратить денежки зеваки не упускали возможности посетить наше кафе.
Одним из таких брендов была известная фирма "Mori Lee", славившаяся изысканной одеждой. И надо же было ей открыть свой бутик напротив заведения Бертрана! Конечно же, это не было преступлением, но здорово отвлекало от работы. Особенно меня. Да и как ей было не делать этого, когда в витрине на манекене красовалось изящное вечернее платье-корсет, к которому без конца устремлялся мой взгляд. Длинное, с лифом, отделанным серебристой вышивкой, оно так будоражило мою фантазию, что я то и дело представляла себя облачённой в него. Тем более, что и размерчик был подходящим, да и цвет загадочно-необычным: насыщенно-фиолетовым с чёрным отливом. Как раз очень шедший к моим тёмным глазам и каштановым волосам.
Словом, всё совпадало в этом милом наряде, и, увидев его впервые, я без сомнения поняла: оно создано именно для меня. Правда, как и каждая хорошая вещь, стоило оно немало, а у меня с деньгами был напряг. Поэтому всё, что мне оставалось, это любоваться им издали, через витрину салона. Особенно когда в работе появлялся перерыв. Поэтому однажды вечером, улучив минутку, я вышла на летнюю веранду и, облокотившись о перила, уставилась на другую сторону дороги, откуда меня, словно нарочно, дразнил своим творением знаменитый бутик. Моё воображение уже стало вырисовывать яркие картинки, как вдруг голос Бертрана заставил меня встрепенуться:
— Нравится?
Я оглянулась и в сгустившихся сумерках, подогретых желтоватым светом кафе, увидела его хитровато улыбающуюся моську.
— Да, очень.
— Даже не знаю, почему вы, женщины, придаёте значение таким вещам. Как по мне, так это всего лишь очередная тряпка.
— Может быть потому, что вы, мужчины, как раз и перестали видеть в нас прежде всего женщин, достойных изысканных приличных вещей? И видите лишь обслуживающий персонал, сто́ящий только помоев и дешёвых тряпок?
Я говорила спокойно, тогда как внутри к меня вновь забурлила привычная непримиримость. Почему-то она просыпалась всякий раз, когда задевалось женское достоинство, заставляя ощетиниваться и становиться на его защиту.