Подобный скептицизм владел мною всю неделю. Тогда как моих коллег-альпинистов охватывало волнение, в моей душе ожидание состязаний не отзывалось ничем. И я всё так же оставалась спокойной, а моему хладнокровию мог позавидовать любой профессионал.
Хотя, если копнуть глубже, спокойной я не оставалась ни на минуту. Всю неделю до соревнований я чувствовала себя подавленно-удручённой, необъяснимо встревоженной и апатичной. Но напоказ этого не выставляла, тогда как испытуемые чувства съедали меня изнутри. На это уходили все мои силы, поэтому ни на что другое их попросту не хватало. И я удачно маскировалась под спокойную отрешённость и железную выдержку.
А причиной моего состояния являлся, конечно же, Энджелл. Нет, он не караулил меня на каждом шагу, не стучал в дверь, не донимал звонками. За всю неделю он абсолютно ничем не напомнил о себе. Но от этого было только хуже. Мне так хотелось его увидеть! Прикоснуться к руке и рассказать, как я скучала, или припасть к его плечу и признаться, что он был мне нужен, что я чувствовала острую необходимость в нём, что мне без него было плохо. Настолько, что я не могла спокойно ни думать, ни спать, ни дышать. Что бы я ни делала, куда бы ни направлялась, он всегда и везде был со мной рядом. В мыслях. В сердце. В душе. Даже сейчас он взбирался со мной на хребет вместо Пита, то и дело оглядываясь с весёлым задором, призванным меня поддержать. И мне всё казалось, что сейчас я услышу возрождающую к жизни фразу: "Выше голову, мышка! А то котик наступит тебе на хвост!" И я улыбалась себе под нос — невесело, с горечью и сожаленьем. Кто бы мог подумать, что именно теперь, когда мы расстались, мне будет так остро его не доставать?!
А силы мои были на исходе. То ли от нелёгкого маршрута, то ли от нервного напряжения, державшего меня в оковах, я чувствовала себя слабее, чем обычно. И мне так хотелось, чтобы Питер не подхлёстывал меня нелепыми понуканиями, а попросту помог.
— Да иду я, иду! — проворчала я, вскарабкиваясь выше и оглядывая небольшое расстояние, разделявшее нас.
— Давай живее! А то противники тебя настигнут.
Вот осёл! Думает, это меня подгонит? Простота деревенская! Энджелл бы точно не стал меня подгонять.
— Они далеко, Питер, и меня не догонят. А ты вместо того, чтобы нести всякую ересь, лучше б помог.
— А вот и помогу, — и, перегнувшись через край вершины, он протянул пятерню. — Давай руку!
Я протянула ему белую от магнезии ладонь, мысленно отмечая, что Энджелл брал меня за руку мягче, вытаскивал наверх намного легче, а все манипуляции проводил куда быстрее. Но как бы там ни было, а, закинув ногу на вершину, я перевалилась через край и блаженно разлеглась на хребте. Прислушалась к бродившему среди камней ветру и мысленно порадовалась, что облеклась в подаренную Энджеллом ветровку. Почему-то вот так, надев её на себя, я чувствовала незримую с ним связь и казалась к нему ближе.
— Я на вершине! — шепнула под нос, словно вверяя ветру великую тайну.
— А что ты думала? — удивился растянувшийся рядом Питер. — Что не дойдёшь?
Да, такие опасения меня посещали. А всё потому, что по сравнению с Энджеллом Пит, как партнёр, находился на добрую ступень ниже, и это сказывалось на мне. Но говорить этого я не стала, а лишь произнесла, не желая его обидеть:
— Что-то сегодня я чувствую себя как-то не так: обессиленной и слегка вялой.
— Да, я тоже заметил. Тащишься, как шнурок за башмаком, болтаешься на верёвке, как стирка.
Вот бармалей! Никогда не упустит случая подразниться!
— Просто мне сейчас нелегко, — приняла сидячее положение я. — В последнее время у меня сложный период.
— Что-то серьёзное? — приподнялся и Пит.
— Я не хочу об этом говорить. Это выбивает меня из сил, а они мне ещё пригодятся.
— Да, ты права: нам ещё предстоит спускаться, — он огляделся по сторонам, зацепился взглядом за каркасную стойку, увенчанную флажками, и самодовольно улыбнулся. — А мы на вершине, похоже, раньше других: вон ещё ни один флажок не тронут. А это значит, что у нас есть шанс на победу.
Я тоже оглянулась на них. Небольшие, белого цвета, с надписью "Rocky Ridge", они красовались у другого края вершины, развеваясь на ветру. Их было много — по количеству всех связок, принимавших участие в соревнованиях, — и служили доказательством того, что участники достигли вершины: только тот, кто приносил вниз такой флажок, считался достигшим её. И все они ещё были на месте, подтверждая, что мы первыми взошли на хребет.