— И что она не могла отвалиться сама по себе.
— Она и не думала этого делать.
— Тогда зачем ты её отшиб? Причём, не её, а совершенно другую? Уж если хотел, чтобы всё выглядело более-менее правдоподобно, оттяпал бы ту же самую.
— Чего? — крайнее удивление взглянуло на меня зелёными глазами. — Хочешь сказать, что я отбил скульптуре ногу? Здоровую? Да зачем мне это нужно, Стес?
— Это ты скажи мне! Чего ты хотел этим добиться? Унизить меня? Напомнить, каково это — чувствовать себя виноватой?
Энджелл неотрывно глядел мне в глаза — серьёзно, обеспокоенно, напряжённо, — и это озадачивало меня, порождая в своей правоте неясные сомнения. Ведь обычно виновная сторона избегала с обвинителем зрительного контакта. Он же не прятал свой взгляд, в котором, к тому же, отражалось искреннее непонимание.
— Да, так может показаться со стороны, — согласился он. — Но самое интересное, что у меня даже мысли такой не возникало. И мне абсолютно не приходило на ум изувечить многострадальную тётку.
— Что ж, по-твоему, она изуродовала себя сама? Или я попросту нагло лгу?
— Я этого не сказал, — он опустил глаза и задумался на минуту. — Значит, ты пришла сюда из-за фонтана, а не потому, что соскучилась по мне? — размышлял он с легкой иронией. — А откуда ты узнала о нём?
— Нолан сказал мне.
— Нолан?
— Да. Вчера вечером. Когда вы меня провожали.
— Вчера? — глаза Энджелла округлились ещё больше, и он непонимающе скользнул ими по домработнице, а затем — снова по мне. — Ты ничего не путаешь, Стейси?
— Слушай, я понимаю, что треснулась бестолковкой, и ты наверняка считаешь, что мои мозги остались в фонтане на дне, но...
— Нет. Я не думаю ничего такого. А лишь хочу докопаться до сути. Ведь когда я сегодня утром уходил из дома, тётка была абсолютно целой.
Целой? Утром? Как же так? Теперь таращить глаза пришёл мой черёд, и я неожиданно поняла всю нелепость своего положения. Уходя поутру, видеть свою скульптуру в полном порядке, а, вернувшись, застать одни развалины... в которых, к тому же, какая-то кретинка едва не отдала Богу душу... Интересно, что бы я подумала на месте Росса? А он — задумчивый, серьёзный, без конца буравящий меня испытующим взором — вдруг перевёл глаза на Дору и неожиданно спросил:
— Миссис Дейвис, а мой брат сегодня здесь появлялся?
— Мистер Нолан? А как же! Утром. Через некоторое время после того, как вы ушли.
— А тётка в это время была ещё целой?
— Не знаю. Я не видела, сэр. С самого утра я была занята и не обратила на неё никакого внимания.
— Ладно. А он во двор выходил?
— Конечно. Не знаю, что он там делал, — подглядывать я не имею привычки, — но...
— И иногда я жалею об этом, — улыбнулся Энджелл.
— ... но по возвращении он сообщил, что тётка опять развалилась и что мисс Айерс придёт её починить.
Внимательный взгляд зелёных глаз выражал глубокую заинтересованность в словах миссис Дейвис. Затем он опустился, Энджелл покачал головой, и, прикрыв лицо ладонью, выдохнул:
— Вот паршивец!
— Хочешь сказать, что всю эту кашу заварил твой братец? — сам собой напросился у меня такой вывод. — Ради чего?
— Вот и мне это интересно. При встрече я обязательно его об этом спрошу. Но, по ходу, ему очень хотелось, чтобы ты сюда заглянула.
— Да зачем же?
— Об этом я тоже спрошу при встрече.
Я задумчиво помолчала, всё ещё бросая на Росса недоверчивые взгляды. Неужели всё было именно так? И это как раз старший задумал, чтобы я сюда притащилась? Внезапно я вспомнила вчерашнюю беседу у океана и произнесённые им слова: "Только Энджеллу ничего не говори". И всё вдруг нашло своё подтверждение. Только причина такого его поступка осталась неясна.
В холле между тем раздался звонок, и миссис Дейвис тут же растворилась в коридоре, а Росс многозначительно — и с сочувствием, и с мягким волнением — взглянул на меня.
— Это, скорей всего, доктор, — и он озорно прищурился. — Попрошу его наделать тебе болючих уколов, раз уж ты в моей власти.
Нет, ну это...! Я учащённо задышала, ощутив, как каждая клеточка во мне превратилась в ощетинившуюся кошку; но дать выход возмущению не успела, потому как в гостиной возникла всё та же миссис Дейвис, ведущая за собой прибывшего гостя.
— Сюда, сэр, — учтиво приглашала она. — Прошу вас.
Она посторонилась, и в комнату вступил стройный миловидный шатен с белым кейсом в руках. Выше среднего роста, крепок и широкоплеч, он был достаточно молод, а острый взгляд серых глаз выдавал в нём суровую серьёзность. Было что-то притягательное в нём — в его чинно стиснутых губах, в том, как он сосредоточенно сдвинул брови, — и я, не ожидавшая, что доктор будет так хорош собой, заинтересованно его оглядела.