А Энджелл уверенно вёл группу вверх, маневрируя и ведя её траверсом на очень сложных участках. Я видела, как он успевал бегло осматривать карабкающихся рядом ребят, жестами делать им предупреждения или одобрительные знаки и при этом не выпускать из поля видимости меня. И я даже удивлялась, как ему это удаётся. Пройдя ещё четверть расстояния, я почувствовала, что сдаюсь, что силы покидают меня и начинают дрожать руки, и, испугавшись своих ощущений, на минуту припала лбом к скале. Как такое могло быть, чтобы я, так желающая достичь цели, вдруг усомнилась, что смогу это сделать? Хуже недостатка физических сил в нашем деле были лишь неуверенность и чувство собственной никчемности. А я в тот критический миг, похоже, именно их и испытала. Переведя дух, я постаралась убедить себя, что всё мне лишь показалось, и, отогнав от себя всякую мысль, покарабкалась дальше. И вдруг, достигнув промежуточной точки страховки, застыла на месте: в неё под крюк была вбита аккуратно сложенная вдвое записка. На миг я опешила — видеть такое мне ещё не доводилось, — а затем осторожно извлекла её и развернула.
"Выдохлась, мышка?" — от её коротких строк так и пахну́ло хитровато-лукавой ухмылкой, запуская во мне гальванический элемент. И, встрепенувшись, я бросила в сторону Росса ошарашенный взгляд. Что это? Напоминание о том, что он считает меня мышью? Мышью под веником? О-о! Я так и затряслась от охватившего меня возмущения, ощущая, как вместе с ним во мне забурлили какие-то тайные силы. А он делал вид, что всецело занят организацией страховочной базы и не видит меня. И что он вообще здесь ни при чём. Ах, так?
Я покарабкалась выше и под следующей точкой снова нашла записку. "А котик-то не дремлет", — гласила она. Это он котик? Ну, погоди, злобный хищник! Я до тебя доберусь! Проснувшаяся непримиримость придала мне ловкости, и, следуя дальше, я была уверена, что в следующий раз, когда мы снова сойдёмся вместе, я обязательно отправлю этого кота в полёт. И одновременно гадала о том, когда это дядюшка Ау успел состряпать записки. Они были короткими, но написанными ровным почерком и твёрдой рукой. Если бы Энджелл писал их сейчас, буквы были бы другими — неровными, хаотичными и словно дрожащими. А следовательно, вывод один: он приготовил их заранее, ещё дома. И, предугадывая такой разворот событий, прихватил с собой. В качестве тонизирующего средства.
Достигнув страховочной базы, я вновь обнаружила листок. " И он уже ждёт в предвкушении лёгкой добычи". Лёгкая добыча? Я? Фигушки, наглый котище! Мы ещё поглядим кто кого! Я ощутила, что медленно расплываюсь в довольной улыбке, а возмущение во мне уступает место необъяснимому теплу. А ведь это очень мило, чёрт возьми, — прихватить с собой ободрение в виде небольших записок и применить их в нужный момент! Это говорит о многом: о чуткости, о внимании, о желании и готовности помочь. Быть может, с этим котиком мне сто́ит подружиться?
Я даже вздрогнула от такой мысли, заметив, что почти машинально отдираю от очередной промежуточной точки следующее послание. "Но не бойся, — заверяло оно, — он совсем не страшный". Ну, как ему это удаётся? На этот раз я улыбнулась открыто. Он что, читает мои мысли? Я ощутила невесть откуда взявшуюся внутри меня лёгкость. И всё-таки Энджелл — непревзойдённый партнёр! Питу бы у него поучиться! Только мастер умел так поднять дух!
Говорят, к хорошему человек привыкает быстро. Вот и я, преодолев четыре страховочных пункта, привыкла к прицепленным к ним сюрпризам. Поэтому, добравшись к пятому, первым делом скользнула глазами под крюк. Но записки под ним не нашла. Вместо неё в проушину был вцеплен... цветок анемона. Не веря себе, я даже смахнула с лица очки. Небольшой, сиреневый, приятно радующий глаз, он выглядел таким нежным и хрупким, что я тут же вытащила его и поднесла к лицу. С ума сойти! Ну, надо же такое уметь! И главное, в этом не было ничего необычного. За исключением того, что никто раньше не додумывался до такого. Всего лишь мелочь, маленькая деталь, но, чёрт возьми, как это было приятно! Взбираясь выше по гладкой стене, я ощущала, что от полученных даров меня так и распирает, а все мысли касаются исключительно впечатлений; поэтому не сразу придала значение какому-то приближающемуся шуму, а затем — раздавшейся чёткой команде Росса: